Небо без звезд - Джоан Рэнделл

А потом всплеск страха спровоцировал выброс адреналина, и в мозгу у нее словно бы включилась тревожная сирена: Алуэтт вдруг отчетливо поняла, что этим кем-то должна стать она сама.

Шатин вихрем пронеслась по коридору, подлетела к купе своей семьи и сердито взмахнула «пленкой» перед замком.

«Доступ предоставлен».

Распахнув дверь, она с размаху захлопнула ее за собой. Вытащила из кармана щипач, швырнула на стол. Девушка готова была увидеть мать, подбоченившуюся, с выкрашенными яркой краской губами, растянутыми в оскале, и требующую ответа, много ли Шатин сумела добыть в морге. Но купе выглядело пустым. Шатин огляделась, дивясь редкой тишине. И услышала тихий всхлип из спальни.

«Ну конечно, моя сестричка, как всегда, торчит дома, – раздраженно подумала Шатин. – Эта курица, кроме как на работу, сроду никуда не выходит».

Войдя в спальню, Шатин отметила, что после ее ухода Азель не сдвинулась с места ни на миллиметр, но зато разительно переменилась в лице. Она все также неотрывно пялилась на «пленку» у сгиба предплечья, но прежнее восторженное предвкушение Восхождения сменилось жалостной слезливой гримасой.

– Церемонию отменили! – выпалила она, не поднимая взгляда. – Шатин, как они могли так со мной поступить? Я так старалась, пахала весь этот год. Я накопила столько очков. Как они могли взять и отменить?

Шатин не слушала сестру. Ей сейчас было не до чужих маленьких жалких бед. Хватало и своих. Перед ней неожиданно встала задача: всего за десять дней раздобыть еще семь тысяч ларгов. Невозможная задача. Невыполнимая. Похоже, она застряла на этой жуткой планете до самой смерти.

А тут еще народ взбунтовался.

Fantastique!

– И премьер-инфанта умерла, – продолжала хныкать Азель. – Хуже дня еще не бывало. Она же совсем крошка. Кто мог убить маленькую девочку?

– Скажи лучше, куда наши родители подевались? – буркнула Шатин.

Азель хлюпнула носом, утерла слезы.

– Ушли на Зыбун.

Шатин кивнула. Конечно же, ушли на Зыбун. Бунт – лучшее время для воров. Люди, находящиеся под действием парализатора и неспособные дать сдачи. Хозяева лотков, растерявшиеся среди лучевых импульсов. Если только отец не попадется инспектору Лимьеру, они вернутся домой с богатой добычей.

Пока Шатин добралась до своего Седьмого трюма, волнение, поднявшееся на Зыбуне, уже начало захлестывать Трюмы, распространялось по коридорам, как вирус по организму. Шатин в жизни не видала столько глушил. Дроиды шагали точно в ногу, выставив вперед лучинеты и приготовившись оглушить всякого, кто выкажет признаки неповиновения.

Шатин видела Всеобщее оповещение. Она знала, отчего люди вопят, мечутся, швыряются чем попало, словно бы в истерическом припадке. Отмена Восхождения для них была равносильна объявлению войны. Жалкие дураки, взбунтовавшиеся из-за потери того, что теряли каждый год.

Кому из них есть дело до гибели невинного ребенка? Все слишком заняты, оплакивая отмену Восхождения.

«Вот же идиоты», – думала Шатин, топая по решетке пола, нагибаясь и вытягивая ее. Ее уже не заботило, сколько она при этом наделает шума. Внутри у девушки все кипело и бушевало, она и сама готова была взбунтоваться. Выдернув из углубления пустой мешок, Шатин принялась вытаскивать из карманов предметы и злобно запихивать их обратно. Каждая возвращенная в мешок вещица напоминала ей, сколько долгих часов она изворачивалась, обдумывая и подстраивая кражи, – и все для того, чтобы вернуться к тому, с чего начала. Вновь угодить в ловушку.

– А теперь, говорят, Восхождение могут и вовсе отменить, – проскулила Азель, не отрываясь от «пленки» в ожидании обновлений. – Не назначат нового, пока не будут найдены убийцы Мари. А если их много лет станут искать? А если и вовсе никогда не поймают? Представь, вдруг они сумеют сбежать куда-нибудь на Рейхенштат? Тогда мы обречены вечно здесь жить.

– Мы и так обречены, – с горечью ответила Шатин, продолжая выгружать свою коллекцию.

Надо было стащить кольцо у Марцелла д’Бонфакона, когда подвернулся случай. Могла ведь врезать этому типу по башке щипачом, обшарить карманы и слямзить все, что при нем было. Наверняка у генеральского внучка хватило бы ценностей, чтобы купить билет на Юэсонию. Одни титановые пуговицы на мундире стоили больше недельного жалованья на фабрике.

Не засмотрись она на этого прощелыгу, не вляпалась бы так, как вляпалась.

– А ведь я в этом году должна была выиграть, – продолжала Азель срывающимся голосом. – Я точно знаю! Я бы всю семью забрала в Ледом. У нас был бы хорошенький домик, и вволю еды, и сол-свет каждый день. Шатин, мы уже целых девять лет не видели света Солнц!

Вот об этом Шатин можно было не напоминать. Она запустила руку за пазуху и вытащила украшение с изображением Солнца, украденное утром на Зыбуне. То, что внушило ей столько надежд. Сейчас, глядя на болтающийся перед ней медальон, Шатин бранила себя за наивность: надо же быть такой мягкотелой соплячкой! Дура, поверила, будто с этой планеты можно выбраться. Увидела в гравировке солнечных лучей доброе знамение. Не бывает никаких знамений. Выхода нет.

Солнца в который раз обманули ее.

– Ненавижу тех, кто с нами так поступил, – не унималась Азель. – Ненавижу убийц премьер-инфанты. Это они во всем виноваты. Надеюсь, что их найдут и загонят на веки вечные в самую глубокую шахту Бастилии!

Пожалуй, Шатин впервые в жизни была согласна с сестрой. Она тоже надеялась, что идиота, который заварил всю эту кашу, поймают. Теперь ей, конечно, еще труднее будет выбраться с планеты. Если, как сказал Капитан, спрос на проезд вырос из-за выборов нового вождя на Юэсонии, то что же будет после бунта на Латерре? Даже вообразить невозможно.

Шатин запихнула медальон в мешок и поклялась никогда больше не верить в такие бесполезные штуки, как звезды. Но девушка так спешила, что украшение, соскользнув с края мешка, звякнуло и пропало в дыре под полом.

– А, чтоб тебя! – Шатин растянулась на животе, чтобы запустить руку в дыру. Она нащупывала пропажу, старясь не морщиться, когда под пальцы подворачивалась всякая мерзкая дохлятина. Наконец она сумела подцепить цепочку и, потянув ее к себе, вытащила вместе с медальоном еще какой-то предмет.

Что-то маленькое.

Гладкое.

И… знакомое.

Едва Шатин распутала цепочку, вытащив из нее маленькую ручку пластмассовой куклы, память накатила на нее безжалостно, как транспортер. Она вдруг снова очутилась в Монфере, на старом постоялом дворе, которым прежде владели ее родители.

Шатин вернулась во времена, когда им жилось сносно и ей не приходилось изворачиваться и воровать ради огрызка капустной лепешки. Пока Ренаров еще не выгнали из Монфера за мошенничество. Не прогнали далеко за море Секана, в нищие Трюмы Валлонэ.

– Что ты там нашла? – прорезал ее мысли голос Азели, и Шатин, подняв глаза, увидела, что сестра уставилась на зажатую у нее в пальцах пластмассовую ладошку. Глаза у Азели вдруг округлились: наверняка тоже вспомнила.