Дни Солнца - Андрей Хуснутдинов

Андрей подобрался на локтях и сбросил с головы пакет со льдом. Чувствуя, как от запаха лекарств у него начинает першить в горле, Александр распахнул окно. Денщик Андрея, увалень с красным лицом, просунулся в двери с кружкой пива, но замер на пороге и ошарашенно уставился на цесаревича. Александр кивнул ему. Дотянувшись до стула возле кровати, денщик поставил кружку и шмыгнул вон. Не отнимая платка от носа, Андрей взял кружку и отпил пива – для этого ему пришлось подвинуться на самый край постели и упереться одной ногой в пол. Он сделал еще глоток, но поскользнулся, облился и уронил в кружку платок. Александр следил за ним с улыбкой. Андрей отставил кружку, взял одеяло, скомкал его и прижал к лицу.

– Знаешь… в другое время я бы не позволил себе просить, – произнес он накрытым ртом. – А сейчас прошу: давай сейчас же, не откладывая, бросим это все.

– Что? – спросил Александр, как будто не расслышав. – Что – бросить?

Андрей не ответил и еще глубже зарылся в одеяло лицом.

У Александра вдруг перехватило дыхание. Он запрокинул голову и уставился в потолок.

– Сегодня на моих глазах погибли… трое человек, – сказал Андрей, голос его на конце фразы пропал. – Брат и сестра… – Он, верно, и сам не ожидал, что сказанное им окажется так необычно, взял пиво и пошел в ванную.

Александр решил, что разговор кончен, и тоже вышел из комнаты. В дверях он чуть не столкнулся с зазевавшимся денщиком. Детина тяжело отпрыгнул с дороги, но успел и дохнуть в самое лицо ему, так что Александр, очутившись в саду, еще долго чувствовал запах перегара. Настроение его было разрушено так просто, что он еще не понимал этого. Он плохо видел, куда идет, и через несколько минут, как спросонья, явился в караульном помещении. Начальник караула стал бормотать рапорт, но он перебил его, распорядился готовить машину, чтоб ехать к заливу, в балаганчик, и, пока лейтенант звонил в гараж, сидел в кресле оператора и глядел в окно.

* * *

Официально балаганчик назывался «Резиденцией № 3», но был так невелик, что совершенно терялся в череде прибрежных коттеджей и никто не называл его резиденцией, а только балаганчиком – в честь прежнего домовладельца, не то комедианта, не то циркача. Александр еще называл балаганчик «отдушиной», потому что сбега´л сюда после участившихся размолвок с матерью; «отдушина» эта тем не менее была подразделением Дворца, с периметром охраны, полосой отчуждения и постом.

Запершись, он было взялся напиться пивом, но осилил только бутылку. Солнце жгло волны, отраженный свет резал глаза, в небе не было ни тучки, дул ветер, временами заглушавший шум моря. Через час позвонила Государыня, и усилия, которых ему стоило спокойствие при ответах на ее вопросы, совершенно опустошили его. Он заснул на оттоманке в мансарде и проспал до самой ночи.

Очнулся он с головной болью и с отвратительным привкусом во рту. Было душно – кто-то закрыл дверь на балкон, – он отлежал себе руку и, когда поднял ее, чтоб посмотреть на часы, не на шутку испугался, увидев, как что-то чужое, бледное вползает на грудь.

Выйдя на балкон, он разминал руку. Свет фонаря с крыльца падал на пляж и на прибывающий свинец волн. Он смотрел во тьму, где по пепельной кромке воды вспыхивал глазок маяка, и ему мерещилось, что в шуме моря, этого невидимого чудовища, он различает чей-то голос. «И – слава богу, – думал он, вспоминая о ней и даже подразумевая за шумом волн ее голос. – Слава богу. Нет, так нет». Недавнее чувство счастья теперь виделось ему издыхающим животным, которое шептало, что он обманывал себя. Сонная одурь миновала, и, размяв руку, он пошел на берег. Так, ни о чем не думая – грохочущая тьма моря топила мысли, – он бродил вдоль воды, однако первое же забрезжившее намеренье – не остаться ли в балаганчике до утра? – погнало его прочь, он вернулся в дом и сказал камердинеру, что сейчас же, не медля ни минуты, едет обратно.

* * *

Во Дворце он сразу отправился к ней. В начале двенадцатого Иван должен был спать, и никого, кроме дежурного и сиделок, в госпитале не могло оказаться.

– Тише, ради бога, – шепотом предупредил Александр рапортующий возглас санитара, поднялся на второй этаж и, миновав нишу с пальмами, приоткрыл дверь третьей палаты.

В большом зале горел один ночник у кровати. Александр, стараясь не показываться из темноты, прошел к кругу света, к дальней стене, где сиделка кормила с серебряной ложечки ее.

Взволнованный, он опомнился, когда сиделка потянулась ложкой к тарелке и ложка стукнула. Александр смотрел на сиделку и ждал, когда она обернется к нему. Но женщина не слышала его. Как ни в чем не бывало она продолжала зачерпывать ложкой в тарелке и, точно просфору, вкладывать кашу в рот девушке. Нахмурившись, Александр наблюдал уже не за девушкой, а за сиделкой. Он хотел уйти, но замер, поняв, что девушка глядит на него. Утомившись, та отвернулась от сиделки, и невидящий взгляд ее устремился ему в грудь, куда-то в солнечное сплетение. Сиделка обернулась и тоже слепо смотрела на него. Александр, выдохнув, вышел из палаты, почему-то свернул в зимний сад, заплутал между мохнатыми стволами в кадках, продрался через пальмовые листья обратно и, убрав руки от головы, с трудом мог поверить, что уже ничто не мешает идти.

* * *

Дверь садовничьего коттеджа была распахнута.

– Магда, – позвал он с порога.

Ответа не было. Он позвал еще раз, тише, вообразив отчего-то, что сейчас увидит кровь, и, злясь на собственный испуг, пошел в комнаты. Постель в спальне была разворочена так, будто в нее бросили гранату, на полу валялось зеленое платье. В столовой был накрыт ужин, пахло вином, горели свечи, выдернутые из подсвечника и прикапанные прямо к столу. Александр вернулся в спальню. Тут слышался какой-то дробный звук. Чувствуя, как кожа начинает двигаться на голове, он посмотрел на платяной шкаф, дрожавший, будто при легком землетрясении, поднял голову и отпрянул.

На крышке шкафа сидела Магда. Ее трясло от беззвучного, задавленного смеха. Согнувшись в три погибели, но все равно задевая макушкой потолок, голая, она таращилась на него сверху, и пьяное, налитое кровью лицо ее было страшно, как маска.

Выспавшись днем, Андрей не мог уснуть ночью, поэтому позвонил на Факультет – сначала Марте, сказав, что едет, затем Йо, чтобы тот сделал подборку архивных файлов по Фантому.

– Полный парад! – закричал Йо, дурашливо жмурясь при виде его опухшего лица и платка в руке.

Жестом Андрей остановил Марту, вставшую из-за стола. Йо был в своей куртке с капюшоном, под которой виднелась рубашка с бабочкой, верхней пуговицы на рубашке уже не существовало, и бабочка вот-вот могла слететь. Андрей зашел в ванную ополоснуть лицо. Когда он вернулся, Марты в гостиной уже не было, а Йо вытряхивал в свою чашку остатки коньяка.

– Это тебе, капитан-майор, – с серьезным видом произнес Йо и поставил перед ним чашку.

Андрей молча выпил.

– Долбанули они тебя хорошо, – сказал Йо.