Ливонский принц - Андрей Посняков

Петер сноровисто притащил из дому маленький резной столик и два стула, поставил все это под старую вербу, разлил по бокалам вино.

– Вот что, Анри… – сделав пару глотков, Арцыбашев глянул на своего учителя с хитроватым прищуром. – Вы мне кажетесь человеком опытным… Опытным для того, чтобы помочь мне в одном очень важном деле.

– Готов выполнить любой ваш приказ, сир! – вскочив, снова поклонился месье Труайя.

– Мне срочно требуются люди, умелые воины, из тех, кого именуют злыми рубаками… Ну, ты понимаешь, Анри.

– Вы говорите о ландскнехтах, ваше величество?

– Да, о них, – «король» поставил бокал, и сорванный ветром листик вербы медленно опустился в недопитое вино. – Но не обо всех. Мне не нужен тупой и вечно пьяный сброд – его с избытком набирают мои помощнички, Таубе и Кру… впрочем, неважно, кто. Нужны люди умелые, исполнительные и… с определенными принципами. То есть те, которым я мог бы доверять. Да ты садись, не стой уже!

– И среди наемников есть люди чести, государь, – с большим достоинством ответил мастер. – Надо лишь поискать.

– Вот и поищи, дорогой Анри, – Леонид вытащил упавший в бокал лист. – Считай это моим официальным заданием.

– Понял, ваше величество. Сделаю все!

* * *

Ветреным, но солнечным днем 21 августа 1570 года набранное «ливонским королем» на деньги русского царя войско в количестве одной тысячи человек с великой помпою подошло к Ревелю. Реяли над головами воинов зелено-желтые ливонские флаги, покачивались перья на высоких шлемах, в кирасах отражалось солнце. Дующий с моря ветер играл белыми барашками волн, невдалеке, на рейде, стояли два торговых судна.

– Шведы, – угрюмо покачал головой месье Труайя. – Видать, плохи дела у нашего Карстена, коль вот, пожаловали. Если будут привозить продовольствие из Стокгольма, ревельцы вряд ли сдадутся.

Леонид и сам это все понимал, даже куда лучше, чем прочие. Знал из истории, что Ревель никто сейчас не возьмет – ни поляки, ни русские. Так он и останется шведским вплоть до самого Петра. Да и не хотел он штурмовать мощные стены будущей эстонской столицы, не хотел проливать кровь – ни своих ратников, ни горожан – не хотел и не собирался.

Ревель в те времена считался довольно большим городом, насчитывал около восьми тысяч жителей, из которых подавляющее большинство составляли немцы. Если отбросить женщин и детей, то осажденные могли выставить на стены около трех тысяч ратников – против тысячи ливонского «короля», так что тупой штурм был бы настоящим безумием, тем более что «Магнус» не позаботился о достаточном количестве мощных пушек. Вернее, не хотел об этом заботиться… и вообще не собирался всерьез воевать. Просто вынужден был, действуя отнюдь не по своей воле.

Тысяча человек, из которых двести – те, кому Арцыбашев мог более-менее доверять, и еще восемьсот – разный, со всей Европы, сброд, «дикие гуси», наемники, промышлявшие любой войнушкой. Немцы, голландцы, датчане, французы, литовцы, русские, даже португальцы – кого там только не было! Даже эсты с латышами-галами попадались!

За ливонским войском тянулся обширный обоз: запряженные волами и лошадьми телеги: возки торговцев-маркитантов да кибитки с женами и служанками ландскнехтов, со всем их добром.

Весть о том, что никакого штурма не будет, разнеслась быстро, вызвав у наемников самую искреннюю радость: тупо подставлять свою башку, даже за три талера в месяц – приятного мало. Чего ж хорошего в том, чтобы лезть по лестнице на высокую стену, с которой постоянно стреляют, кидают тебе на голову всякую дрянь, типа увесистых камней, льют кипяток и все такое прочее? Нет уж, куда лучше осада! Это и неспешно, и весело. Отстоял свое в карауле-заставе, потом можно и расслабиться у костра – с женщинами, вином и песнями.

Осаду ландскнехты организовали довольно быстро, почти без всякого участия своего титулованного предводителя – тот только успевал доклады выслушивать. На всех дорогах, у всех ворот выставили усиленные посты с пушками, все чин-чинарем – насыпав земляные редуты, где возможно, укрепленные серыми, притащенными со взморья валунами. Часть караулов вытянули, растянули цепью прямо вдоль стен – не такой уж большой и город! Прятались ратники по кусточкам, сидели в высокой траве, спать не спали, отрабатывая жалованье, службу несли зорко, тем более и служба-то не бей лежачего! Не на стены ведь лезть, не поставлять лоб под пули – просто сиди да высматривай, чтоб, не дай бог, отряд вражеский из-за ворот не выскочил да не попытался прорваться… Хотя зачем осажденным прорываться-то? Что они, дураки? Когда шведские корабли по морю все, что для жизни надо, подвозят?

Эх, Карстен, Карстен, где ж твои каперы, славный адмирал-капитан Роде?

Поправив на голове высокий испанский шлем – морион, Арцыбашев тронул поводья смирного своего конька да в окружении свиты неспешно поехал к восточным воротам – уговаривать осажденных сдаться. Так было положено по правилам игры. Помаячить на безопасном расстоянии, чтоб все (и свои, и чужие) видели – король не спит, король всегда на своем посту, об осаде денно и нощно думает.

Сказать по правде, Арцыбашев сейчас сам себе нравился. Видели бы девчонки! Один конь да иззолоченная – подарок царя Ивана – упряжь чего стоят. А еще черненый, с серебром панцирь толедской работы, тот же украшенный затейливой чеканкою морион, зеленый шелковый плащ с золотым шитьем! Перчатки, алая перевязь через плечо, на поясе – кинжал и шпага, на ногах – мягкие сапоги со шпорами. Ну, истинный король, как из карточной колоды – кто б сомневался!

Еще и свита. Немцы – авантюристы-опричники Таубе и Крузе, да верный слуга Петер в небесно-голубой, щедро расшитой серебряной нитью накидке и шапочке с зеленовато-синим фазаньим пером. Рядом с ним, в сверкающих латах и с алебардою, новоявленный оруженосец – белобрысый здоровяк, разорившийся нидерландский дворянин Альфонс ван дер Гроот. Тут же и фехтовальщик Анри де Труайя в начищенной серебристой кирасе, в круглой, чуть вытянутой кверху, каске с гребнем, называемой кабассет, с небольшим – всего-то метр двадцать длиной – ружьем-аркебузой в руках. Легонькое такое ружьишко, весу в нем всего-то килограмма четыре, это вам не мушкет – с полпуда! Поди потаскай. Зато пуля у мушкета – полета граммов, да и ствол – почти полтора метра, одним выстрелом борт корабельный проломит, прошибет напрочь! Аркебуза, конечно, не то… зато легкая. А у француза – еще и с колесцовым замком. Вместо фитиля тлеющего колесико с пружинкой искру гранями острыми из время вышибает – отсюда и выстрел. Хитрое немецких мастеров изобретение, весьма дорогое. Фитильный-то замок куда дешевле, да и в случае чего куда легче чинить. Колесико-то почини, попробуй – тут часовых дел мастер нужен, не простой кузнец! К тому же и ствол в аркебузе месье Труайя не простой, а особый – изнутри с нарезами. Оттого и заряжается ружьецо долго, супротив обычного вдвое-втрое, зато при выстреле пуля закручивается, летит ровно – метко бить можно, в одиночную цель попадать, чего из мушкета решительно невозможно никак. Только залпом! Зато пара залпов, бывало, целое сражение решали.