Ливонский принц - Андрей Посняков

– Пожалуйте, господа.

Толстяк-хозяин самолично принес посетителям пиво в больших деревянных кружках и, чуть погодя, вернулся с закусками – жаренными в кислой капусте сардельками.

– Угощайтесь!

– Смотри, не упейся, – Арцыбашев с усмешкой предупредил слугу.

Надо сказать, что Петер, по его требованию, одевался теперь куда как изысканнее, нежели прежде. Как и положено королевскому слуге! Темно-зеленый камзол с брыжами, золоченый кинжал на поясе и бархатный голубой берет, украшенный петушиными перьями, не позволял никому принимать Петера за простолюдина. Потому все трактирщики сажали мальчишку за один стол с Леонидом и даже не предлагали покормить парня на кухне, как положено слугам. Хитрый Арцыбашев пользовался Петером как источником новых знаний о здешнем мире, ну и совершенствовал свой немецкий на местный ливонский манер.

– Ой, извините, любезнейший господин…

Проходившая мимо дама слегка задела «Магнуса» своим платьем, точнее говоря – юбкой, весьма широкой и сшитой из вполне добротной светло-зеленой ткани. Полупрозрачный, ниспадавший с плеч плащ позволял оценить стройную талию, а глубокий вырез на лифе – грудь.

– Не подскажете ли, любезнейший господин, пришел ли уже корабль из Антверпена?

Девушка – или молодая дама – похоже, вовсе не собиралась тут же уходить. Милое лицо, чуть припухлые губки, медно-рыжие, выбивающиеся из-под изящной шапочки-чепца локоны. И чудные зеленые глаза! И взгляд – самоуверенный, насмешливый.

– Вы имеете в виду «Быструю колесницу», моя госпожа? – галантно привстав, уточнил Леонид.

– Да-да, именно ее.

– Сей корабль только что вошел в гавань. Буквально только что, моя госпожа, я видел это собственными глазами.

– Ах, не знаю, как вас и благодарить… Меня зовут Катерина, кстати.

– А я Лео… Леон. Не выпьет ли с нами пива, столь прелестная госпожа?

Молодой человек пропал, и это сразу же понял, едва только наткнулся на эти зеленые очи! С другой стороны… почему бы и нет? Если эта рыженькая не против… Хотя… как тут принято-то?

– О, нет, нет, любезнейший господин, – Катерина негромко рассмеялась. – Невместно молодой девушке пить с незнакомцами на людях. Здесь, в таверне, есть покои… там и выпьем. Если, конечно, хотите.

– Очень хочу. Очень!

– Тогда чуть погодя идите за мной. Спросите у хозяина Катерину.

Провожая девчонку взглядом – ах, какие бедра, какая стать! – Леонид облизнулся, словно кот на сметану, и, скосив глаза на слугу, спросил:

– Ну, как?

– Не думал, что вам нравятся портовые шлюхи, майн герр, – обескуражил тот. – Хотя эта вроде бы ничего, красивая и довольно юна.

– «Довольно юна!» – скривясь, передразнил король. – Сиди уж, умник.

– Прикажете навести о ней справки? Узнать, не больна ли чем. Знаете, майн герр, как-то в Ревеле…

– Справки? – озадаченно почесав затылок, Арцыбашев махнул рукой. – А пожалуй. Только тотчас же!

– Живенько метнусь, майн герр! – вскочив, заверил слуга. – И пиво допить не успеете.

Ушлый мальчишка не обманул, спроворил порученное дело быстро – и пяти минут не прошло, как вернулся довольный.

– До аптеки сбегал, майн герр, и к цирюльнику. Еще у слуг местных спросил. Рыжую Катерину они знают. Здорова, как бык. Недавно здесь объявилась, болезней не успела еще нахватать.

Молодой человек азартно потер руки:

– Ну и ладненько! Жди меня здесь, мой верный Петер.

– Яволь, майн герр!

Спросив у толстяка-хозяина о Катерине, «Магнус» поднялся по узкой лестнице наверх, на третий этаж, оказавшись сразу в трех, анфиладой переходящих одна в другую, комнатах, в каждой из которых стояла кровать с поднятым балдахином. На дальней кровати, у распахнутого окна, сидела Катерина. Уже без чепца, с медными, рассыпанными по плечам волосами.

А она молода, очень молода…

– Сколько же вам лет, прелестное дитя?

Девчонка расхохоталась и пожала плечами:

– Кто считал мои года, господин? Может быть, шестнадцать, а может, и все двадцать. Я не знаю. Я родилась не здесь… А потом война и… Жизнь закружила. Вы не подумайте, господин, я не жалуюсь. Мне сейчас гораздо лучше, чем прежде. Так что будем пить? Вино или пиво?

– Вы сами-то – что?

– Я бы предпочла вино, – Катерина хитро прищурилась. – И уже заказала. Сейчас принесут. Ага!

Снизу, с лестницы, послышался стук в дверь.

Девушка повысила голос:

– Входи, Яан!

Вошедший белобрысый парень – слуга – поставил на небольшой столик серебряный кувшин и бокалы синего тонкого стекла. Поставил, молча поклонился, ушел.

– Хороший парень, – вздохнула Катерина. – Русские сожгли всю его семью.

– Русские?

– Ну, татары… Впрочем, не будем о грустном. Садитесь сюда. Выпьем.

Волнуясь, Леонид присел на край ложа. Протянув наполненный золотистым вином бокал, девушка подвинулась ближе, прижалась горячим бедром.

– За наше знакомство, Леон!

– За знакомство…

– Нынче жаркое лето…

Упал на пол жилет. Белая кружевная сорочка скользнула с плеча… обнажив грудь почти до соска. Лёня поцеловал прелестнице шею… погладил плечо, поласкал пальцами грудь… чувствуя, как твердеет, наливаясь соком, изящный сосочек… а потом накрыл его губами, потеребил языком, вызывая сладострастный стон и тихий шепот:

– Двадцать крейцеров…

Однако цены!

– Хорошо, милая… Катя… Катя…

Оторвавшись от лобзаний, Катерина сбросила юбку и медленно стянула через голову сорочку, давая возможность любовнику (а лучше сказать, клиенту) любоваться юным, великолепно сложенным телом: узкой – обхватить руками! – талией, крепкой налитой грудью, изящной линией бедер, томительно-волнующей ямочкой пупка. Поспешно сбросив одежду, Леонид опустился на колени, обхватил руками ягодицы и бедра девчонки и принялся страстно целовать пупок, постепенно спускаясь к лону. Девица выгнулась, застонала, закатывая глаза…

Осторожно опустив ее на кровать, молодой человек лег сверху, прижимаясь к чудесному, восхитительно упругому телу, полному притяжения неизбывной юности и неги. Упругие сосочки уперлись Леониду в грудь, горячие бедра раздвинулась, обхватили стан… кровать заскрипела… из пухлых, приоткрытых девичьих губ вновь вырвался стон… стоны…

Как только Леонид наконец расслабленно откинулся на ложе, в дверь сильно стукнули. Такое впечатление – сапогом!

– Открывай! – послышался грубый голос. – Эта моя девка! Моя!

Засов на двери оказался слабеньким и скоро не выдержал напора. «Магнус» едва успел одеться и схватить непременную принадлежность дворянского костюма – шпагу, как в комнаты, размахивая устрашающей величины палашом, ворвался дюжий молодец лет двадцати пяти с круглым, поросшим темной щетиной лицом, и с бешеным взглядом оскорбленной невинности.