Человек, который хотел выпить море - Пэн Буйокас

На этот раз нахмурилась Иоланда.

– Не был ли он подавлен, угнетен или чем-нибудь расстроен? – пояснила офицерша.

– Нет…

– Вы не заметили каких-либо перемен в его обычных режимах питания и сна? Не поговаривал ли он, как бы в шутку, о самоубийстве?

– Нет! Почему вы об этом спрашиваете?

– На переднем сиденье машины мы нашли пузырек со снотворным.

– Что?

Единственным лекарством, которое принимал ее муж, был аспирин, когда у него, случалось, болела голова. А если он видел, как она глотает снотворное, когда, безумно устав на работе, мучалась бессонницей, то всегда распекал ее.

– На переднем сиденье лежал пузырек со снотворным, – повторила женщина-офицер и впилась глазами в Иоланду, словно та утаивала от нее зловещий секрет. – И одной таблетки недостает.

У Иоланды закружилась голова, и она прислонилась к стене, глядя на офицершу, как загипнотизированная. На секунду она представила, как Ваула, причмокивая языком, станет рассказывать всем подряд о событиях этой ночи. Должно быть, она тоже заметила таблетки, и к полудню о них узнает вся округа. И не только потому, что язык у этой женщины без костей, – она к тому же влюблена в Лукаса и будет только счастлива рассказать всем и каждому, какая у него ужасная жена. Иначе зачем ему пытаться покончить с собой? Она непременно станет допытываться об этом у всех подряд, отлично сознавая, как радуются люди, а тем более греки, когда чувствуют запашок скандала. Теперь целую неделю, если не дольше, ей гарантирована в диаспоре роль звезды первой величины.

– Подумайте хорошенько, – сказала офицерша.

Но Иоланда могла думать только об одной Вауле. Она повторяла себе, что должна быть благодарна своей квартирантке. Если бы не нюх Ваулы, Лукас сейчас точно был бы уже мертв.

– Люди в четыре раза чаще совершают самоубийство, намеренно вдыхая выхлопные газы, чем умирают, отравляясь ими по неосторожности, – продолжала сотрудница полиции. – И преимущественно это – мужчины! Некоторые оставляют записку. Ваш муж записки не оставил. Не был ли он в последнее время расстроен? Не казался ли опечаленным? Не заметили ли вы каких-либо перемен в его характере?

Она все качала головой – нет, нет.

– Я не вижу никаких причин, совсем никаких. Наоборот – он не мог дождаться рождения внука, нашего первого внука. Всякий раз, когда он упоминал о предстоящем событии, то сразу так оживлялся!

Но после того как сотрудница полиции ушла, сказав напоследок, что датчик углекислого газа в гараже не работает и его следует заменить, мысли Иоланды снова пришли в смятение. На этот раз она принялась прокручивать в голове события минувших недель. Лукас последнее время казался постаревшим, выглядел усталым. Он частенько заговаривал о своем детстве, что не было ему свойственно. Он даже шептал во сне имя девочки, с которой учился в школе на Леросе. Она тогда не стала его расспрашивать, и не только потому, что доверяла ему, но поскольку знала из опыта – если Лукас захочет что-то рассказать, он расскажет об этом добровольно, в противном случае никакая сила не заставит его выболтать то, что он решил держать в секрете.

Неужели он что-то от нее скрывал? И она ошиблась, отнеся внезапный приступ ностальгии на счет волнения, вызванного ожиданием первого внука? А что, если имя, которое он шептал во сне, – имя вовсе не подруги детства, а женщины, с которой у него был роман? Может быть, эта женщина порвала с ним, потому что он не захотел бросать жену? Но нет, в этом нет никакого смысла!

Кое-кто из мужчин, как, например, Клод Мартен, который недавно пригласил их на премьеру своей пьесы смотрит на самоубийство как на захватывающее приключение, которое возможно испытать только раз в жизни. Но Лукас не таков. Он слеплен из того же теста что ее мать и отец. Жизнь сделала их, как и их родителей, и родителей родителей, стойкими как кактус. Эти люди умирали отчего угодно, но только не от своей руки. И не от любви. Они могли убить из-за любви. Но не себя. Себя никогда. Разве что они обнаружили бы у себя неизлечимую болезнь. Вот это больше на них похоже. А Лукас слишком много курил… Она без конца пилила его, чтобы он бросил. Вдруг он узнал, что у него рак легких? Или болезнь Альцгеймера? Она вспомнила, как недавно, возвращаясь из гостей, он не смог сразу вспомнить, куда поставил машину.

Иоланда судорожно вздохнула.

Что бы там ни заподозрил Лукас, только его лечащий доктор может это подтвердить. Но сейчас, посреди ночи, она не могла же позвонить доктору!

Она даже застонала при мысли, что придется ждать еще пять-шесть часов, прежде чем можно будет узнать правду. И тут вспомнила, что накануне Лукас вернулся после покера раньше обычного. Вот его карточным партнерам она смело могла позвонить прямо сейчас. Лукас дал ей их телефонные номера на всякий случай.

И хотя Иоланда была уверена, что ее муж и из-за денег не пошел бы на самоубийство, тем не менее пока она разыскивала в приемном отделении телефон-автомат, то успела приготовиться ко всему.

Она правильно угадала: игроки еще не ложились, поглощенные игрой. Но взявший трубку мужчина с сильным китайским акцентом сказал, что Лукас вчера вечером не появлялся и что лично он видел его только месяц назад во время последней игры.

Когда он повесил трубку, Иоланда, даже не раздумывая, набрала номер метрдотеля ресторана Марселя Пера, который только-только заснул, и спросила – известно ли ему, почему ее муж сегодня пропустил игру? Она знала Марселя уже больше двадцати лет. Он был почти что член семьи. И она без обиняков рассказала ему о том, что случилось, и спросила – не делился ли Лукас с ним чем-то таким, что скрыл от жены, достаточно серьезным, способным довести до самоубийства?

Марсель, оказывается, тоже обратил внимание, что Лукас последнее время казался немного не таким, как всегда, впрочем, ничего определенно тревожащего он не заметил. Он думал, что тут ровным счетом ничего не было, а если бы и было, он бы об этом знал.

– Позвоните его партнерам по покеру, – посоветовал он.

– Уже звонила. Он не приходил играть.

– Вот это странно! Он ушел в то же время, в какое уходит обычно на свой покер. А когда я пожелал ему удачи, он еще меня поблагодарил и добавил, что сегодня удача ему очень понадобится.

Иоланда повесила трубку в полном замешательстве. Слезы, которые она до сих пор сдерживала, подступили к глазам. За окнами все еще было темно, как в ту ночь, когда Лукас привез ее в эту же больницу рожать. Это было давно, она была тогда молода и не знала, что такое настоящая боль. А в ту ночь ей пришлось испытать такую нечеловеческую боль, что она сказала себе: больше никогда!

– Кому ты звонила? – вдруг услышала она голос дочери. Она подумала, что ей мерещится, но, обернувшись, увидела Ирен, которая смотрела на нее в упор, приподняв одну бровь, как делал ее отец. В нескольких шагах от нее стоял Алекс и разговаривал с регистраторшей.

– С кем ты говорила сейчас по телефону? – повторила вопрос Ирен. – Со своим любовником?