Маледикт - Лейн Робинс

— Маледикт, — словно заклинание прошептал Джилли. — Темные слова, темные пути, на сердце бремя тайны — и не на кого положиться.

— Всегда рядом ты, — раздался из-под широких рукавов Джилли, заслонивших юноше лицо, тихий-тихий, сдавленный действием яда, голос. Голос этот заставил Джилли почувствовать: доверие Маледикта — лишь далекий призрак, хрупкий, готовый испариться в любую секунду. Пальцы Джилли принялись распутывать темные волосы.

Не без сожаления он заставил себя заговорить, указывая Маледикту на сочившиеся кровью руки, на кошачьи трупики, от которых нужно избавиться, прежде чем кухарка обнаружит их и потребует расчета, и на то, что время уже слишком позднее — сидеть в сыром гроте чревато простудой.

Джилли не позволил Маледикту помогать с уборкой кошек, боясь, как бы запах смерти не добрался до мальчика и не расстроил и без того слабый контроль над действием яда. Потому Маледикт остался наблюдать со стороны; руки его были обвязаны широкими полосами ткани, оторванными от рубахи Джилли, а глаза оставались тусклыми и непроницаемыми, как камни грота. И все-таки Джилли казалось, что он слышит тихий звук густых капель — так кровь сочится на землю. Быть может, то были лишь призрачные шаги мертвых тварей, которых Джилли сгребал в мешок, быть может — едва различимое тиканье невидимых часов, отсчитывающих мгновения до той минуты, когда Маледикт должен будет действовать.

Маледикт крался, шпионил, следил,

Взгляда его не избег ни один.

Сколько секретов он купил?

Раз… два… три…

Детская считалка

Ворнатти отодвинул тарелку с обедом: жареная курица, разорванная пополам, так и осталась не съеденной. Барон обратился к Маледикту:

— Похоже, у тебя с аппетитом все в порядке.

— А почему бы нет? — облизывая пальцы, проговорил Маледикт с хрипотцой дикой кошки.

Ворнатти дал ему оплеуху.

— Как ты ведешь себя за столом!

Маледикт взвился со своего места, словно намереваясь дать сдачи.

Джилли тихо, предупреждающе произнес:

— Мэл.

Он подумал, что за эти холодные месяцы, что прошли с самоотравления, нрав Маледикта стал еще более крутым. Или, быть может, так казалось из-за необычной грубости голоса — голос уже сам по себе, без слов, внушал угрозу. Джилли решил, что теперь Ласту вряд ли захочется рассмеяться, если он встретится с юношей и его мечом.

— Подумать только: я полагал, что тебе по силам роль вельможи! — продолжал Ворнатти. — Собакам положено себя вылизывать. Людям — нет.

— Но ведь я ваша собака, разве не так? — спросил Маледикт, явно едва сдерживая собственную ярость. — Вы же приучили меня повиноваться.

Прежде, чем Ворнатти обдумал ответ, Джилли встал на колени у кресла барона.

— Скажите, господин, чем мы так рассердили вас? — Что-то неуловимо пошло не так, некое равновесие нарушилось; с тех самых пор, как Маледикт отравился, Ворнатти впадал то в приступы гордости за успехи мальчика на своих уроках, то в гнев при малейшем неповиновении. Джилли гадал, уж не испугал ли удачный эксперимент Маледикта с ядом и самого Ворнатти. Он тяжело вздохнул. Капризы! Настроение барона, как всегда, зависело от боли, элизии и обстоятельств — не от предрассудков.

Глубокие морщины на лице Ворнатти немного разгладились под воздействием примиряющего тона Джилли. Барон провел пальцем по его подбородку, затем по шее. Маледикт прислонился к стене; его молчание, даже само его присутствие, его внимательный взгляд давили, вгоняли в краску.

— Я получил весточку от Ариса, — наконец сообщил Ворнатти. — У меня есть его соизволение представить своего протеже ко двору без рутинной и никому не нужной проверки манер и одежды. Арис, — заметил Ворнатти, — отвечает одолжением на одолжение.

В ответ на вопросительный взгляд Маледикта Джилли произнес:

— При случае наш господин… подгоняет цифры в финансовых отчетах Ариса Итарусу — в пользу Антира.

— Впрочем, похоже, одобрение Ариса не так уж важно, — продолжал Ворнатти. — Сегодня я получил еще и листовки. Взгляни-ка на них — и скажи мне, что видишь.

Барон выудил из кресла сложенные листы и передал их Джилли. Джилли, аккуратно разглаживая сгибы, расправил листовки на столе. У него перехватило дух. Пуль, скандально известный художник, нынче обратил внимание на приближенных короля.

Большую часть первой страницы занимала карикатура: детально прорисованный король с книгой в одной руке и поводком в другой; борзые с именами придворных или названиями политических группировок, вроде «Итарус» или «антимеханики», беспорядочно бегали вокруг, дрались, совокуплялись, гадили во Дворце. Плакат назывался «Ученый король».

— Пуль что, совсем рехнулся? — спросил Джилли. — Его арестовали?

— Нет, — отозвался Ворнатти. — Ариса этим не проймешь. Презрение ко двору и газетам в равной степени давно уже вошло у него в привычку.

Джилли со свистом втянул ртом воздух, собираясь заговорить, однако Маледикт опередил его, проявив больше смекалки, чем Джилли ожидал:

— Значит, милость короля не гарантирует моего признания? А без него мне никак не добраться до Ласта.

— На карту поставлена не только твоя месть, но и мое положение. Если мой подопечный будет отвергнут — а меня уже однажды оттолкнули, — я больше не стану терпеть. Джилли! Мы должны заручиться признанием. Поедешь в город и отыщешь гарантии поддержки. Мне нужно, чтобы кто-то из советников — Лавси, Де Герр или Вестфолл, — встретил нас с распростертыми объятьями. Делай все, что нужно. И раздобудь то, что нужно.

— Уехать отсюда?

— Маледикт позаботится обо мне, разве нет? — Ворнатти обменялся с Маледиктом долгим взглядом; наконец юноша опустил глаза и согласно кивнул. Ворнатти улыбнулся, приглашая Маледикта приблизиться. Мальчик молча подошел и устроился на полу, облокотившись на бедро Ворнатти. — Хороший песик, — похвалил Ворнатти. — Можешь рычать, сколько угодно, все равно не укусишь.

Джилли, увидев, как румянец окрасил щеки Маледикта и столь же мгновенно схлынул, усомнился в совершенной справедливости слов барона.

— Джилли, начни с книг для записи пари, — приказал Ворнатти. — Там всегда попахивает скандалом, если знаешь, как искать.

Кивнув — покорно и понимающе, — Джилли вышел из комнаты; на ходу он обернулся и увидел, как Ворнатти, склонившись над Маледиктом, впился губами в мраморный изгиб его шеи.

* * *

В Мюрне выяснилось, что поручение Джилли не столько связано с материальными затратами, сколько утомительно: помехи были многочисленны, зато вполне устранимы. Хотя цель его поисков стала очевидна с первого взгляда на книги в «Однорогом быке» — мерзкой таверне, где заключались самые грязные пари, — собрать сведения оказалось не так уж просто. И все же спустя несколько недель Джилли раздобыл наконец свидетельства скандального пари — не в отношении самого советника, зато в отношении его близкого родственника. Этого было более чем достаточно. Ворнатти, узнавший подробности из письма Джилли, согласился с его доводами и выслал слуге премию, приложив к ней и новые указания.