Маледикт - Лейн Робинс

— Ведь он даже не аристократ. Он же… простолюдин, — с трудом договорил Джилли: слово застряло у него в горле словно кость.

Ворнатти хихикнул.

— Наш мальчик далеко не прост, Джилли, и ты прекрасно это знаешь. — И барон принялся размышлять вслух: — И все же ему нужно обучаться фехтованию, танцам, умению одеваться и, само собой разумеется, манерам, хотя тебе уже удалось отучить его от самых скверных из них. И, разумеется, необходимо что-нибудь новое из одежды. Выговор у него уже довольно сносный. — При этой мысли Ворнатти принял такой вид, словно хорошее произношение было его заслугой. — Лучше всего, — проговорил Ворнатти, поглаживая пальцами губы, как будто на них сохранилось прикосновение Маледикта, — так вот, лучше всего то, что ничего из перечисленного не достигается мгновенно. Даже если он окажется великолепным учеником, в лучшем случае он преуспеет лишь к следующей весне. За счет небольших расходов на уроки и гардероб я продержу его вдвое дольше. А ты сомневался, что его будет так легко приручить.

Джилли проглотил остатки вина из кубка Маледикта, ощутив горечь. Ворнатти недобро ухмыльнулся; злорадство заплясало в его глазах, оживляя старческое лицо.

— Неужели ты не представляешь себе нашего мальчика? Неужели не представляешь лиц наших аристократов, когда он появится при дворе — элегантный, злой и восхитительно прекрасный?

— Возможно, — допустил Джилли.

Маледикт задержался в зале — подслушивал у приоткрытой двери. Поднеся ладонь ко рту, он послал в сторону Джилли воздушный поцелуй.

— У него должно быть какое-то положение, право находиться среди них, — продолжал слуга. — Его родословная не выдержит проверки, невзирая на его внешность. — Еще одна незаметная подсказка.

— Разумеется, он будет под моей опекой. Ласт ошибочно считал Аврору незаконнорожденной и думал, что я навязываю двору самозванку. Любопытно, какие выводы он сделает относительно Маледикта.

Из огромного количества возможностей, открытых перед умной отравительницей, наиболее универсальна, пожалуй, всеми презираемая «каменная глотка». Это вещество нервно-паралитического действия, вызывающее удушье, весьма часто применяется для того, чтобы избавить дом от крыс, а себя — от врагов. Впрочем, существуют более изощренные способы применения «каменной глотки»…

София Григориан (?). Трактат Леди

Маледикт стоял молча, с непокорным видом выслушивая нападки разгневанного Ворнатти.

— Ты невыносим! — разорялся Ворнатти. — Мало того, что за два года ты переменил четырех учителей танцев, двоих из которых серьезно ранил, а одному оставил на память шрам, так что пришлось платить Джилли за то, чтобы он тебя обучал. Так теперь ты намерен проделать то же с новым учителем по фехтованию, что свидетельствует одновременно о неуважении и изрядном безрассудстве. Быть может, ты и обучился большему, чем мог показать тебе последний наставник, однако у Торна есть в запасе кое-что еще. Ты хоть представляешь, чего мне стоило удержать его здесь?

— Он издевался, он назвал меня маленькой девочкой! — От бешенства голос Маледикта сделался визгливым.

— Почему бы и нет, — парировал Ворнатти. — Я был глупцом, думая, что это сработает. Ты ничему не научился, ничем не рискнул. Мне кажется, твоя хваленая месть — не более чем предлог, позволяющий тебе задержаться здесь, где тебя кормят, развлекают, балуют и ласкают.

— Я убью Ласта, — проговорил Маледикт.

— Мастер Торн лишь швырнул тебя на пол. Ласт проткнул бы тебя, не задумываясь.

Маледикт мерил шагами комнату. Дыхание его участилось; он жалел, что не прихватил с собой меча, и одновременно с отвращением к самому себе осознавал, что боится, как бы Ворнатти не вышвырнул его вон.

— Насколько я могу судить, пока ты ничему не выучился, хотя я дорого платил за твои уроки.

— Ты возмещал убытки за счет моей шкуры, — Маледикт сплюнул. — Лапал меня…

— Ты слишком высокого мнения о своих прелестях, — возразил Ворнатти. — Не хуже тебя, да еще с ангельским характером, я найду в любом борделе.

Маледикт, задыхаясь от бури эмоций, сжал кулаки — в душе боролись страх и ярость.

— Докажи, что усвоил хоть один урок, — продолжал Ворнатти. — Убеди меня, что твоя маскировка выдержит проверку. Танец, дуэль, изощренные способы применения ядов, которым я тебя обучал, наконец! Покажи, что мои уроки не прошли даром, или же я отправлю тебя назад в Развалины!

Громко хлопнув дверью, Маледикт выбежал в сад. От ярости у него сводило живот. Нельзя выплеснуть гнев на Ворнатти без того, чтобы навлечь на себя кару, но почему бы не поквитаться с учителем фехтования за маленькую девочку! Кровавая пелена застила взор; Маледикт бросился за подаренной бароном шкатулкой с ядами.

Вскоре Маледикт, уже заметно поостывший, сидел в гроте в отдаленном уголке усадьбы Ворнатти, наблюдая, как десятая по счету кошка, не подозревая о смерти девяти своих предшественниц, слизывает рыбную массу. Ярость унялась, открывая юноше ясное видение пути. Мастер Торн отнюдь не дурак, он не станет есть или пить то, что подаст ему Маледикт. Придется поискать доказательство для Ворнатти где-нибудь еще. Маленькая девочка. Корсеты и переодевание не помогут добиться большего.

Маледикт продолжал наблюдать за кошкой. Руки его были как лед, костяшки пальцев, сжимавших хрустальный пузырек, побелели. Он удовлетворит злорадный блеск в глазах Ворнатти, докажет, что нужен ему. Ничем не рисковал? Маледикт готов рисковать чем угодно…

Кошка покачнулась, молча разинула пасть в гримасе боли и возмущения, и наконец забилась под лавку; из пасти капала слюна.

Маледикт поднял пузырек — хрусталь нагрелся в намертво стиснувшей его руке. Последние капли юноша вылил себе на язык. Глиняный привкус холодной могилы наполнил рот Маледикта, так что его чуть не вырвало, когда он сглотнул. Дыхание перехватило; горло сдавило; он начал задыхаться, из глаз брызнули жгучие слезы. Звук и боль напомнили ему о битве в Развалинах, о том, как он судорожно хватал ртом воздух, а Януса уже не было…

Крепко стиснув боль в горле руками, Маледикт силился сделать вдох. Миранда пережила ту битву, ту боль — Маледикт выживет теперь. Перед глазами плясали пятна, стремление вздохнуть переросло в неистовую потребность. «Янус, — едва слышно простонал он, — Янус».

* * *

Джилли еще раз постучал, прислушиваясь к звукам в пустом помещении. Где бы Маледикт ни спрятался, это была точно не расписная комната, сочетавшая в себе тюрьму и убежище. Джилли повернул дверную ручку, ощутив холод бронзы в ладони, и вошел.

Впервые за два года он оказался внутри — впервые с тех пор, как Маледикт здесь обосновался. Джилли был почти уверен, что обнаружит в комнате немало следов кровавой мечты о мести. Слишком много ночей подряд, пробуждаясь от своих обычных кошмаров, он пересекал зал и слышал, как мальчик что-то шепчет за запертой дверью. Слуга всегда старался побыстрее миновать эту дверь, воображая, как Маледикт сидит на полу, в бреду и с остекленевшим взглядом, эдакий сумасшедший обладатель крылатого меча. Иногда по утрам Джилли поражало преображение Маледикта: вместо одичавшего от собственных фантазий безумца перед ним представал юнец, острый на язык и неизменно готовый поддержать Джилли в его противостоянии Ворнатти, когда капризы барона становились совсем уж невыносимы.