Шикаста - Дорис Лессинг

В поселении туземцев я появился после полугодового отсутствия. Конечно, беспокоился за Саис и Давида, но от них новостей не поступало. Их, казалось, уже забыли. Я сладил себе укрытие из бревен и земли и временно осел здесь с туземцами, пытаясь информировать их о Канопусе, учить, как следует вести себя, чтобы ограничить влияние Шаммат. Но они ничего не могли усвоить.

Практические навыки эта люди, однако, воспринимали лучше. Я освежил в их памяти забытые азы земледелия и животноводства, показал, как приручать коз, как изготавливать из их молока масло и сыр, научил, как добывать из растений волокна и как делать из них ткань, как эту ткань окрашивать. Показал, как лепить кирпичи и как обжигать их. Все это туземцы знали на протяжении тысяч лет, но прочно забыли за несколько прошедших месяцев. Иногда они насмешливо, не веря, наблюдали за моими усилиями, а затем удивлялись, восхищенно цокали языками, пробуя сыр, щелкая ногтями по обожженным горшкам или поглаживая свежевыделанную кожу.

Саис и Давид вернулись через два года после того, как расстались со мной. Я увидел их, когда они входили в поселение. Тяжело пришлось им в странствиях, и сюда они возвратились, не теряя бдительности. И не зря. Все здесь, не исключая и родни, их забыли. Оба загорели, кожа их обветрилась. Саис выросла, но была все-таки значительно ниже отца. Вообще у туземцев прослеживалась тенденция к снижению роста.

За эти два года они посетили большинство поселений. Шли пешком, путешествовали на спинах животных, на реках и озерах использовали лодки, нигде не задерживались дольше чем на день. Рассказывали людям о Канопусе, наблюдали и применяли Сигнатуру лишь в случае крайней необходимости.

Дважды их прогнали, не слушая, пригрозив смертью, если вернутся.

Видели они и покойников. Ни страха, ни печали, вспоминая мертвых, не выказывали. Так же, как смерть матери вызвала в свое время у Саис не скорбь, а какую-то озадаченность, вид трупа, гнившего на лесной полянке, или группы людей с покойником на носилках вызывали у них попытки осознать, вникнуть, понять. Я пытался втолковать им понятие смерти, но тщетно, ибо их сильные здоровые тела твердо знали, что впереди многие сотни лет жизни, и грубый голос тела заглушал робкий шепот нетвердого, ослабленного потрясениями разума. Округлив глаза, как бы все еще сами не веря в такую бессмыслицу, они сообщали мне, что видели трупы убитых в драках. Да, да, подумать только, бывают люди, которые убивают друг друга!

В некоторых селениях все или почти все, в особенности старики, пристрастились к посещению Камней. Ужасные ощущения, которых сначала боялись, стали для них необходимостью.

Однако нельзя сказать, что повсеместное повторение моих наказов прошло бесследно. Почти везде люди запомнили слова двух странных пришельцев, повторяли их, передавали друг другу. Канопус не велит держать рабов, Канопус запрещает нам… Канопус хочет…

Саис снова и снова повторяла заветные слова и слышала, как их повторяют другие; как люди повсюду шепчут, кричат, декламируют, распевают:

Канопус нам велел не драться, не ругаться…

Канопус приказал любовью развлекаться…

Саис за эти два года выросла во всех отношениях. Отец ее остался все тем же добродушным весельчаком, неспособным ничего удержать в голове, но дочь свою он все время охранял и защищал, потому что «Канопус так велел». Хотя мыслительные способности Саис, разумеется, тоже пострадали во время «беды-невзгоды», как часто обозначал катастрофу фольклор, она осталась рассудительной девушкой, чему в немалой мере способствовала и Сигнатура, хранившаяся в ее поясе. Саис сохранила способность слушать, и я часто беседовал с нею, терпеливо пережидая моменты, когда мозг ее отключался, замыкался на себя, глаза на некоторое время пустели. Затем она как будто встряхивалась, брала себя в руки, и беседа продолжалась.

Однажды она, без напоминаний с моей стороны, вернула мне Сигнатуру. Саис радовалась, что смогла ее сохранить, и печалилась, расставаясь с нею. Я принял священный символ, хотя и временно, о чем она, разумеется, не догадывалась. Я сказал, что ей предстоит еще узнать много важного, что ее деятельность только начинается. Ведь вскоре мне предстояло покинуть Шикасту, а Саис — остаться хранителем Истины на планете.

Она заплакала, заплакал и Давид, отец ее. Да и мне самому стоило больших усилий сдержать слезы. Этим несчастным существам предстоял долгий, тяжкий, опасный путь по жизни, всех тягот которой они не могли себе представить.

Я дал им отдохнуть, оправиться от странствий, затем вывел на площадку между хижинами, где горел центральный костер, положил наземь между нами Сигнатуру, приучая Саис и Давида спокойно сидеть и слушать. Так поступал я каждый день, и остальные видели это, и дивились, и подходили поближе, прислушиваясь. Затем я пригласил всех, кто не был занят на охоте и в сторожевом оцеплении, всех свободных от иных дел, собраться на центральной площадке, и народ племени — ибо теперь это сообщество можно было называть племенем — ежевечерне слушал меня в течение часа или около того. Я хотел научить их слушать, воспринимать информацию на слух, ибо они полностью забыли это искусство. Ничего не осталось в головах туземцев из того, чему их обучали гиганты. Они понимали лишь то, что видели. Качали головами, наблюдая, как я тру кожу камнями, взбалтываю кислое молоко в процессе получения масла. По вечерам, однако, они охотно внимали пению Давида о «прежних временах», подтягивали, мурлыкали себе под нос, пели сами…

Таким образом, каждый вечер на закате, сразу после вечерней трапезы, я говорил, а они слушали, и даже всплывало в их головах что-то из прошлого, и они как будто отвлекались куда-то, глазами искали что-то в сгущавшихся сумерках. Как я все это смогу описать дома, на Канопусе?

Рассказывал же я им следующее.

До Катастрофы, в Эпоху Гигантов, которые были им друзьями и наставниками, обучили их всему, что они могли усвоить, жизнь на Шикаете представлялась сплошным наслаждением, ибо была лишена опасностей и невзгод. Канопус снабжал Шикасту прекрасным бодрящим воздухом, поддерживавшим всех в добром здравии и заставлявшим людей любить друг друга. Из-за несчастливого стечения обстоятельств этот поток полезного воздуха ослабел, сузился до ручейка. Эта дыхательная субстанция сложного состава называлась ВС — вещество самочувствия. Такое сокращение я предложил туземцам для легкости восприятия и запоминания. Ручеек ВС, достигавший планеты, позволял им развиваться, не давал скатиться обратно к первобытному уровню. Именно ВС обеспечило их умственное превосходство над остальным животным миром, подчеркивал я, обращаясь к слушателям, поэтому они должны относиться к этому веществу с почтением.

Характер отношения их к ВС имел существенное значение, ибо возможно и неверное использование этого воздуха, употребление во вред. Именно остерегаясь этого, не должны они возвращаться в руины старых городов, поэтому недопустимы танцы в Камнях. Никогда ничем не следует себя одурманивать, ни в коем случае. Узкая струйка ВС проникала на Шикасту с Канопуса, и подобное продолжалось бы вечно, это Канопус гарантировал Шикаете. Более того, через некоторое время — я не стал упоминать тысячелетия — ручеек этот вырос бы в мощный поток. Потомки нынешних обитателей планеты смогли бы купаться в этом потоке, плескаться в нем, словно в озере. Но если нынешние обитатели не сохранят себя, не будет у них и потомков. Если те, кто слушает мои слова, не остерегутся, сделают ложные шаги, совершат ложные поступки, то опустятся они на четвереньки, вновь обратятся в бессловесных тварей. Нельзя с головой нырять в субстанцию Шикасты. Нельзя использовать друг друга. Нельзя, как звери дикие, жить лишь для того, чтобы есть да спать да снова есть. Нет, часть времени своего нужно посвятить мыслям о Канопусе, мыслям о ВС, о веществе, давшем все, чем мы обладаем.