Шикаста - Дорис Лессинг

Я наблюдал за ним в течение нескольких дней. Брент-Оксфорд уединился в большой комнате под крышей своего дома, где он обычно работал и куда никто из семьи не заходил. Поскольку он оставался один, то на показной шарм внимания не обращал. Джон нервно вышагивал взад-вперед, прическа растрепалась (в ту эпоху большое внимание уделялось состоянию волосяного покрова головы), покрасневшие глаза блуждали по сторонам, не в состоянии сфокусироваться. Он в подпитии, не то попросту вульгарно пьян. Пьет уже не первый день. Иногда на ходу издает стоны, покачивается, морщится, как будто бы от боли. Вот он уселся, обнял торс руками, перехватил руки, схватившись за плечи; рухнул на диван, мгновенно заснул… Чуть ли не сразу проснулся, вскочил, снова зашагал. Джон Брент-Оксфорд решился. Работа в Северном блоке ему подходит. Он сознает и не сознает, что совершает ошибку. Его рациональное «я» видит новые возможности, ничего, кроме возможностей для его самовыражения… Для его амбиций, прячущихся за лозунгами «Прогресс!», «Справедливость!» и т. п. Он видит, как расширяется и крепнет Северный блок ко всеобщему удовлетворению. Но для всех очевидно, что мировой порядок трещит по швам. Проблемы не только всего мира, но даже одной страны невозможно решить партийными наскоками, с партийных позиций — а кто способен на иной подход? Меньшинства, пусть даже влиятельные, могут взывать к Джону, к Тофику, на иное они не способны… Но и он не способен преодолеть шаблоны партийного мышления. Он вспоминает о семье. Не хочется, чтобы и этот брак распался. Не хочется разочаровывать младших детей, как он в свое время разочаровал старших. Он боится потомства своего — общая черта того времени. Но об этом позже.

Однако, оставшись членом местного парламента, Джон Прент-Оксфорд не сможет не ощутить разочарования.

Вскочил — пробежался — уселся — замер — закачался — вскочил — пробежался — улегся — вскочил… В результате этой бешеной активности он заметил еще одну возможность. Вернуться в юридическую контору, заняться практикой, там открываются новые перспективы… но нет, нет, а как же мировые масштабы, свет юпитеров, высокие трибуны? И все же… И все же… Ведь это было запланировано для него, было запланировано им самим до появления на Шикаете.

Вот тут-то я и вмешался.

Ночь, тишь, с улицы не доносится ни звука. Домашние машины приучены вести себя скромно, соблюдать тишину. В доме ни звука. Источник света лишь один, неяркая лампочка в углу комнаты.

Его глаза снова и снова возвращаются туда… От усталости и алкоголя он туго соображает.

— Тофик, — говорю я. — Тофик, вспомни! Попробуй вспомнить.

Все это, разумеется, обмен мыслями. Он не шевельнулся, но напрягся, опомнился, прислушался. Глаза настороже. В этих темных глазах, ставших вдруг задумчивыми, я узнаю своего друга, своего брата.

— Тофик, то, что ты сейчас думаешь, верно. Этого и держись. Так и действуй. Еще не поздно. Политика — тяжкая ошибка. Политика не для тебя. Не ухудшай ситуацию.

Он все еще неподвижен. Слушает. Вслушивается каждой частицей своего «я». Осторожно повернул голову — я вижу, он ожидает, что увидит кого-то или что-то в сгустках теней. Смутно вспоминает меня. Но никого не видит, как ни всматривается в утлы. Нет, он не испуган.

Однако неожиданность вторжения действует на него. Он встал, сел, улегся — заснул мгновенно.

Он спит, и я ввожу в его сознание сон.

Мы с ним в проекционной планетария на Канопусе. Просматриваем события на Шикаете. Миллионы, миллионы, миллионы жалких бедолаг, бедных дикарей с катастрофически коротким сроком жизни, с жалкими каплями ВС на громадные массы, исчезающее малые брызги истинных чувств… Оба мы потрясены судьбой Шикасты, охвачены жалостью к планете, к ее обитателям, половина которых даже питаться как следует не в состоянии. Оба мы видели Шикасту в иные времена, и Тофик чаще, чем я. Мы вместе в проекционной, потому что его пригласили, а от таких приглашений не отказываются. Хотя… (см. «Историю Канопуса», тома 1, 752 и 357, «Разногласия по поводу Шикасты, бывшей Роанды», Введение.)

Тофик лежит на своей постели. Сон чуть не разбудил его, но он, почти проснувшись, снова заснул, полностью истощенный.

Ему снится голая равнина с пестрыми горами, под ярким недобрым небом, все очень живо, вызывающе прекрасно, убедительно, но пустынно. Города умерли, ядовитые пески засыпали их. Голод, болезни, смерть обнажили равнину. Красота ее основана на смерти, но пропитана стремлением, желанием, ложной потребностью, излученными Шестой зоной и вызывающими весь этот кошмар, заставляющий его вздрогнуть, застонать, вскочить и побежать к графину. Стакан за стаканом опрокидывает он в глотку, проливает воду мимо рта, снова пускается в странствие по комнате. Ночь отступает, небо светлеет, а он все шагает, шагает, шагает… Протрезвевший, но больной.

Следует принять решение. Причем немедленно, не то он не выдержит.

Весь день он не выходит из комнаты. Жена поднимается к нему с подносом, он благодарит ее, но так небрежно, что она утверждается в решении развестись. К пище он не прикоснулся. Глаза его теряют жизнь. Стекленеют. Наливаются кровью. Он бросается на диван, засыпает, просыпается, вскакивает. Страх. Он боится встретить меня, своего друга, брага, свое второе «я».

Он в ужасе от Канопуса, который был его домом, его глубинным «я».

Когда он снова погрузился в сон, я послал ему сон о нас, о его друзьях. Он улыбнулся. Заплакал. Он говорил с нами, с самим собой.

Проснувшись, он сошел вниз, сказал жене, что решился. Теперь он займется очень важным делом. С женой он беседовал как политик, с ничего не говорящей фальшивой вежливостью.

Но я знал: то, что я ввел в сознание Тофика во время сна, останется с ним и изменит его. Я предвидел, что в предстоящее страшное время я встречусь с ним, и он услышит от меня четко выверенные действенные слова. И он вспомнит. Враг — ибо он превратился в нашего врага — снова станет другом.

«История Шикасты», том 3012, «Век Разрушения»

ВВЕДЕНИЕ (отрывок)

В течение двух предыдущих столетий территории северо-западного побережья самого крупного материка Шикасты (именуемого Основным Материком) достигли технического преимущества над всеми остальными пространствами суши планеты и, пользуясь этим, покорили военными средствами или иными способами множество культур и цивилизаций. Население этих прибрежных окраин отличалось выраженной нечувствительностью к достижениям иных культур, беспрецедентным за всю предыдущую историю разумной жизни на планете пренебрежением к ним. Причиной этого стало неблагоприятное стечение следующих обстоятельств.

1. Народы, здесь укоренившиеся, лишь недавно миновали стадию варварства.

2. Правящие классы этих народов, накопив значительные богатства, не ощущали никакой ответственности за судьбу неимущих классов, так что территории северо-западных оконечностей Основного Материка (ОМ), несопоставимо более богатые, чем остальная территория планеты, отличались вопиющим внутренним контрастом между богатством и бедностью. Исключение составил лишь краткий период между фазами 2 и 3 Войны XX века (см. том 3009 «Экономика изобилия»).