Под солнцем Сиены спел виноград… - Алина Уклеина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…Мне представляется, что на мир, в котором мы живем, можно смотреть без отвращения только потому, что есть красота, которую человек время от времени создает из хаоса. Картины, музыка, книги, которые он пишет, жизнь, которую ему удается прожить. И больше всего красоты заключено в прекрасно прожитой жизни. Это – самое высокое произведение искусства…»
«Как же Моэм прав, – думала Инга, старательно выводя каждую букву мокро-серым графитом простого карандаша.
– Интересно, что из века в век люди мыслят и чувствуют одинаково, несмотря на то, что меняются мода, техника, наука и все остальное».
«Душевный покой можно найти не в работе или в удовольствиях, не в миру или в монастыре, а только в своем сердце». «Душевный покой можно найти только в своем сердце», – повторила про себя Артемьева и облокотилась на столешницу. Она задумчиво погрызла кончик карандаша и продолжила чтение.
«…Если бы люди говорили только когда им есть, что сказать, они скоро совсем разучились бы общаться», – записав сломанное предложение в блокнот, Инга улыбнулась. «Как точно сказано, – подумала женщина. – Как будто Моэм был знаком со мной и моим мужем».
Чтение этой книги увлекло Артемьеву. Ей всегда казалось, что литература не играла особой роли в ее жизни, но теперь она убедилась в обратном. С бархатной интонацией мягким голосом хозяйка дома прочла обволакивающей ее тишине следующий короткий диалог:
«– Так нужно ли было говорить мне, что тебе ничего на свете не нужно, кроме меня?
– Ох, моя милая, нельзя же понимать буквально каждое слово влюбленного мужчины.
– Значит, ты мне лгал?
– В ту минуту – нет».
Артемьева захохотала. Ей стало смешно до тупой боли в области груди. Столь просто и конкретно Сомерсет Моэм смог передать мужское и женское отношение к любви, такое контрастное и такое обыденное.
Женщина перелистывала страницы в предвкушении нового афоризма, которые она с удовольствием записывала в свой блокнот простым карандашом, уже порядком обкусанным:
«Жизнь – тяжелая работа, мне и свою собственную с трудом удается вести полноценно и достойно, и соблазна наставлять соседа у меня никогда не возникает».
«Каждый из нас – узник в одинокой башне, он поддерживает связь с другими такими же узниками, из которых состоит человечество, путем общепринятых символов, которые лично для него значат не совсем то, что для остальных».
«Но мне, безусловно, и в голову не пришло бы за тобой ухаживать, если бы ты не дала понять, совершенно недвусмысленно, что готова принять мои ухаживания».
«Ее образ был подобен некой стране, на первый взгляд прекрасной, но негостеприимной; лишь потом обнаруживаешь в складках суровых гор приветливые деревушки под сенью фруктовых деревьев и веселые речки, бегущие по сочным лугам. Но этих отрадных картин, хоть они и удивляют и успокаивают, еще мало, чтобы чувствовать себя дома в этой стране бурых кряжей и просвистанных ветром равнин».
Глаза Артемьевой слипались. Женщина взглянула на часы: было начало четвертого утра. Чтение настолько поглотило ее, что она не заметила, как промчалось время. «Нужно ложиться спать», – сказала Инга самой себе и положила блокнот вместо закладки на страницу, где остановилась. Книгу она спрятала в дальнем углу нижнего ящика стола. Инге хотелось, чтобы ее никто не нашел, хотя прекрасно понимала, что никто и не станет искать. Но был необходим секрет, любой секрет, даже ею самой и придуманный.
Хозяйка поместья легла в постель. «Хочу во Флоренцию!» – подумала она и тотчас же заснула.
В столицу Тосканы Артемьевой удалось выбраться только на следующей неделе. Володя срочно вылетал в Москву по неотложным делам, как он сам пояснил своей жене. Инга сделала вид, что поверила. На самом же деле Владимир Витальевич сопровождал свою молодую любовницу, которой пришла пора сдавать экзамены в одном из столичных вузов. Инга, конечно же, все понимала, но, к своему собственному удивлению, ревность больше не рвала ее сердце на части, а ложь мужа не вызывала обиды. Она решила рискнуть. Соседка с волшебной книгой повлияла на нее и полностью поменяла отношение к браку, который до недавнего времени казался Инге счастливым. «Я чувствую себя так, будто всегда жила на берегу прудочка, а мне вдруг показали море. Даже дух захватывает, но совсем не страшно. Я не хочу умирать, я хочу жить. Я чувствую в себе какое-то новое мужество. Как старый моряк пускается под парусом на поиски новых неведомых морей, так, наверное, и моя душа стремится все изведать», – именно это высказывание из «Узорного покрова» Моэма пришло Артемьевой на ум, когда она провожала мужа до ворот. Инга любовалась чуть облысевшим затылком и по-прежнему могучей спиной супруга, но уже без прежней любви и благоговейности, а так, просто потому что находилась сзади и видела только то, на что смотрела. Она поцеловала Володю в небритую щеку на прощание. Артемьев и не подозревал в эту самую минуту, что его безупречный брак трещит по швам. Он был уверен в преданности Инги, в ее слепой супружеской любви, и не допускал даже мысли, что его жена способна на измену.
Артемьев спокойно сел в автомобиль, и шофер, поместив небольшой чемоданчик в багажник, захлопнул его. Затем водитель удобно устроился за рулем и завел машину. Володе захотелось помахать Инге рукой напоследок, но она уже шла в сторону поместья и не видела его не нашедшего ответа жеста. Владимир растерянно положил обе руки себе на колени и уставился в лобовое стекло. Машина тронулась с места. Инга медленно пошла в сторону дома, но на полпути резко поменяла свой маршрут: ей непременно захотелось увидеться со своей соседкой. Женщина быстро зашагала по дороге к соседнему поместью. Автомобиль, увозивший Володю, практически исчез из виду. Артемьева чувствовала необыкновенную легкость во всем теле: она будто бы летела по воздуху, а не шла по земле.
– Я собираюсь во Флоренцию, Екатерина Сергеевна. Не хотите со мной? – спросила Инга у соседки, оперевшись руками о спинку стоящего перед ней стула.
– По каким таким делам? – поинтересовалась старушка, разливая чай из пузатого фарфорового чайника в невысокие белоснежные чашки на голубых блюдцах.
– Погулять хочу по городу. Там у меня появился друг. Он тоже из России, проживает в Италии много лет, знает каждый уголок, пообещал мне экскурсию по Флоренции.
– Друг? Мужского пола? Симпатичный? – Екатерина Сергеевна посмотрела на Артемьеву с легким прищуром.
– Мужчина. Обычный. Ничего особенного, – ответила Инга и села за стол.
– Зачем вам там старуха на прогулках, объясните мне, пожалуйста, дорогая моя? – пожилая женщина сложила руки на груди. – Отвлекитесь от поместья, отдохните без мужа.
– К чему вы меня склоняете, Екатерина Сергеевна? Явно к чему-то богонеугодному, – Инга улыбнулась и заглянула соседке в глаза.
– Прислушивайтесь к звукам, приглядывайтесь к знакам. Вы читаете книжку?
– Читаю. Замечательный автор. Хороший роман.
– Поезжайте во Флоренцию одна, ласточка моя. У тайны не должно быть свидетелей. Тайна на то и тайна, чтобы о ней не знала ни одна посторонняя живая душа.