Мужчина высшей пробы - Людмила Леонидова

— Когда? — с ужасом вскинулась Оля.

— Ночью… Это ночью обычно происходит.

— Они договорятся, обязательно договорятся, зачем штурм? — вскочив, раскричалась Оля. И вдруг, приняв решение, твердо объявила: — Я должна туда пойти.

— Военные вас не пустят.

— Я все объясню, скажу, что я…

— Ну что, что вы скажете? Туда даже родителей наших местных детей не подпускают.

«Действительно, что я могу сказать: учительница, коллега по работе? Любовница? Нет, невеста! Какое-то идиотское слово — невеста. С невестами так не поступают. На невестах женятся. А он решил… нет, не буду даже думать о том, что он решил. Он решил, что дети важнее, чем я! Вот!» — проносилось у Оли в голове.

Звонок мобильного телефона отвлек ее от печальных мыслей.

— Ба, это ты?! — На лице девушки было написано разочарование.

Она все еще ждала звонка от Кирилла. Не важно, что ей рассказывали, как бандиты у всех отняли сотовые. Да и батарейки, наверное, давно уже сели. Она все равно продолжала надеяться.

Бабушка говорила о сильном мужском характере, о том, что настоящий мужчина должен был поступить именно так, пыталась когда-то объяснить ей именно это.

— Ничего не помню. Не хочу помнить! — кричала Оля.

Татьяна, как могла, утешала внучку. Но слова утешения не действовали. Трубку перехватил отец. Услышав дрожащий голос Оли, он по-военному отдал приказ:

— Коль сама приехала, не раскисать!

Мама спросила: ела ли она что-нибудь? Взяла ли теплые вещи? Где будет спать?

— Я не буду спать, — злясь на себя и на всех, огрызнулась Оля. — Почему ты не спрашиваешь, где и как будет спать он?

Мама вздохнула и пожелала ей удачи.

— Выпейте, Олечка, таблетку, — предложила учительница истории, видя, как та мается и не находит себе места.

— Что это? — не взглянув на упаковку, вскинулась Оля.

— От сердца, от нервов, вы успокоитесь, все пройдет.

— Давайте. — Оля проглотила лекарство.

Через полчаса прямо за столом в директорском кабинете Оля, положив голову на руки, задремала. Ей снилась свадьба, Маша с Дашей, несущие свадебный шлейф ее платья. И Лелька. Она что-то кричит и тормошит Олю.

— Просыпайтесь! — кричали обе женщины. — Все кончилось! Их освободили!

— Жив? — разомкнув глаза, спросила Оля.

— В больницу районную всех увезли, — сказала московская коллега.

— Всех? — удивилась Оля.

— Кто ранен, — пояснила завуч местной школы.

— Значит, он… — Не договорив, Оля выскочила на улицу.

— Погодите, я мужу позвоню, до больницы десять верст…

— Ну и что?

— По бездорожью, — добавила завуч. — У нас «газик» военный. Списанный купили. А впрочем, звонить не буду, пойдемте прямо ко мне. Я мужа подниму.

«Газик» трясся по ухабам, подпрыгивая и урча.

Наконец лесная дорога закончилась, показались кирпичные двухэтажные строения.

— Санчасть, — пояснила завуч. — Нам туда.

Они подъехали к основному корпусу, где затертая надпись гласила: «Приемный покой».

Выскочив из машины, Оля ворвалась в здание. В приемном покое ни души.

Дальше в памяти фрагменты, как несмонтированная кинопленка.

— Где все? — кричит она и рвется в одну за другой запертые двери. Вылетев в коридор, где что-то мелькает, еще раз кричит в пустоту: — Где Заломов?

Она несется вслед за появившейся женщиной в белом халате, толкающей впереди себя каталку. В ней наверняка он, ее Кирилл!

Прикрепляя на ходу прозрачный пузырь с кровью, женщина распахивает перед собой двери. Одну за другой. Много дверей. У Оли кружится голова.

— Вам туда нельзя, — строго говорит кто-то Оле.

Она падает. Острый запах хлорки и какого-то еще лекарства бьет в нос. Забытье. Очнулась Оля на больничной койке. Перед ней склоненный мужчина в белом халате. Очки и чеховская бородка, верно, земский врач?

— Как дела? Как вы себя чувствуете? — мягко спрашивает он.

— Я к Заломову, что с ним? — Оля пытается вскочить с койки.

— Лежите спокойно. Давайте поговорим.

Напряжение на лице Ольги сменяется мертвенной бледностью.

— Он… жив?

— Вы его родственница? — почему-то издалека начинает доктор.

— Я-я… — не в состоянии вымолвить слово «невеста», Оля выдыхает: — знакомая.

В эту минуту Оля сама себе кажется мелкой и незначительной по сравнению с Кириллом, о котором здесь все знают и говорят.

— Я коллега, я знакомая Заломова, — мямлит она, но, набравшись мужества, твердо произносит: — Я его очень близкая знакомая.

— Близкая? — Доктор многозначительно смотрит на нее. — Приехали выручать?

Оля согласно кивает.

— А его родственники, случайно, сюда не приехали?

— Что, с ним так плохо? — Из глаз Оли катятся слезы. Ком подкатывает к горлу. Давясь от слез, она крепко трясет пожилого доктора за рукав: — Скажите мне правду, я выдержу, я видела, его на каталке везли?

— Разбираетесь в медицине?

— Да, — шепчет Оля. Громко говорить почему-то нет сил. — У меня бабушка медсестра.

Врач хмыкает.

— Она военная сестра, всю войну прошла.

— Это меняет дело. — Врач гладит Олю по голове, словно случилось что-то с ней, а не с Кириллом. — У него то все в порядке. Сквозное ранение… в предплечье. Пуля по касательной прошла. Но большая потеря крови. Нужна кровь.

— Я же видела кровь, у вас ведь есть кровь! — Прорезавшийся голос Оли звучит хрипло. Она пытается сесть на кровати.

— Успокойтесь. У нас есть кровь, даже очень много. Только у него редкая группа, — поясняет доктор, глядя на Олю как на больную. — Я интересуюсь, может, с вами прилетели его отец, мать, сестра?

— Нет. У него есть только отец, он там, в Москве, и… — Оля качает головой, которая совсем ее не слушается.

— Ничего страшного, не волнуйтесь вы так, милая девушка, не убивайтесь! Я уже из центра заказал. Обещали на вертолете доставить. У него ранение хорошее, повезло.

— Как вы можете такое говорить? «Хорошее ранение»?! — возмущается Оля.

— Не задеты важные органы, — мягко, как душевнобольной, поясняет врач. Он странно смотрит на Олю: — Вы себя сейчас берегите! Себя!

Только теперь Оля осознает, что на ней больничная одежда и она на больничной койке.

— Доктор, а действительно, что со мной?

— Теперь давайте поговорим о вас.