Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

пожаловать в дом, господа красные. Слава богу, не сгорел и крыша не завалилась. За остальное — извините. — Он обвел рукой разбитую опрокинутую мебель. — И угостить вас нечем.

— Здравствуй, Иннокентий — громко поздоровался Федор.

— Здравствуй, Федя. А я тебя сразу признал. По голосу. Ну, что, разыскал сыночка, Семенчика?

— А вот он, ваш крестник! Больше меня вырос.

Иннокентий проворно повернул голову к Семенчику и, глядя снизу вверх, приветливо заулыбался, показав беззубые десна.

— Ну, слава богу, нашли друг друга. Слава богу! Теперь Майю, поди, ищете?

— Майи уже нет на свете, — скорбным голосом сказал Федор. — Убили Майю. Федорка Яковлев убил.

— Яковлев? — переспросил старик окрепшим вдруг голосом. — У-у, душегуб! Да его казнить мало! Это он привел ко мне всю эту свору! Все душегубы, погибели на них нет! Антихристы!.. У них главарь — Коробейников. Вот тоже ирод!

— А где он? — спросил Строд.

— В Чурапчу подался.

— Зачем?

— Слышал, разговаривали они промеж собой. Коробейников хвастался, что добудет в Чурапче тыщи две солдат, орудий и возьмет Якутск.

Строд засмеялся.

— Откуда там у них в Чурапче солдаты и орудия? — спросил Семенчик.

— Какие там солдаты! — ответил Иннокентий. — Ни черта у них нет за душой. Филиппов как-то хватил лишку и разоткровенничался. Говорит, не желают люди идти в якутскую освободительную армию. А кто и пошел, так только за тем, чтобы грабить.

— Все это нам известно, — нахмурился Строд. — Филиппов у них начальником штаба. Где он сейчас, не знаете?

— Филиппов? Уехал в Бестях засаду на красных делать. Вчера мне Яковлев проболтался. Из него, как из дырявого мешка, все сыплется. Не поймешь, когда он врет, а когда правду говорит. Болтал тут, будто идет большой обоз красных с орудиями…

— Сколько солдат взял с собой Филиппов? — спросил Строд. — Не говорил этот, как его, Яковлев?

— Говорил. Какие у него секреты? Сто или двести…

— А точнее?

— Запамятовал. Голова моя дырявая! А знал ведь, старый хрыч! В Бестях — это я запомнил. У меня там дальний родственник живет.

Командиры вышли во двор посовещаться.

— Бери, комиссар, эскадрон и перехвати Филиппова с бандой. — Строд достал карту.

— Я знаю туда дорогу. — Семенчик подтянул ремень на гимнастерке. — Разрешите самому отобрать бойцов и лошадей?

— Действуй. На сборы даю сорок минут.

В тот же день красные отряды ушли из Кильдемцев.

IX

Жалкие остатки бандитского отряда, вырвавшегося из Кильдемцев, потянулись на север. У Кангаласской горы перепуганные бандиты перешли на противоположный берег Лены. По дороге они распускали страшные слухи о том, как на Кильдемцы налетели красные. Всех жителей перерезали, а деревню сожгли дотла.

Коробейников вернулся в Кильдемцы на следующий день. Привел пополнение — сорок новых «братьев». По дороге главнокомандующий узнал, что в Кильдемцах побывали красные, и потому приехал взвинченный и злой. Увидев во дворе сгорбленного Иннокентия, Коробейников набросился на него с бранью:

— А как ты уцелел, старый ворон? Или ты якшаешься с красными?

Иннокентий молча прошел мимо.

— Не сожгли усадьбу, видите ли! Я бы на месте красных все с дымом пустил! — давал Коробейников выход своему гневу.

— Зачем же крышу над головой сжигать? — спокойно и рассудительно проговорил старик. — Крыша — она и красным и белым пригодится.

— Ты что, думаешь красных к себе пустить?

— У хозяев нынче разрешения не спрашивают…

— А для тебя, старая песочница, все равно какие, красные или белые!

Иннокентий остановился, обернулся.

— Нет, не все равно. Если по правде, пусть лучше красные. Они ведут себя как люди. В усадьбе было все вверх дном, а теперь, вишь, порядок. Окна в доме застеклили. Подобрали все трупы — и своих, и ваших похоронили. Весь двор был завален. А когда уезжали, старший говорит: «Извини, дед, что потревожили. Война, ничего не поделаешь».

— Так вот ты каков!.. — Коробейников спешился. — Предал нас и не боишься об этом рассказывать? — Он вынул наган.

Иннокентий захихикал, содрогаясь всем отощавшим телом.

— Нашел предателя. То Яковлев все изводил: «Предатель! Предатель!» Теперь ты. Стар я стал, никуда не годный… Сам посуди.

Коробейников спрятал оружие.

— Яковлев унес ноги или ухлопали?

Иннокентий замялся:

— Убили его… Почти всех перебили. А которые сдались в плен, тех отпустили.

— Отпустили? — переспросил Коробейников в изумлении.

— Как съездилось в Чурапчу? — не без ехидства спросил Иннокентий, когда они вошли в дом.

Коробейников плюнул и грязно выругался.

— Как там наше правительство? Когда собираются переезжать в Якутск?

— На чужом горбу оно бы переехало. Господин Куликовский набросился на меня с упреками: «Плохо воюете, давно пора быть в Якутске». А с чем, говорю, воевать? Пополнения не даете, оружия не даете. «А где я, отвечает, возьму пополнение? Министров своих пошлю? Так у меня их всего двадцать штук, и все старые, не годятся в солдаты».

— Яковлев говорил: пятьдесят министров. Остальные разбежались?

Глухой к юмору Коробейников продолжал негодовать:

— Спрашиваю у него: «Так будет пополнение для армии или нет?» — «Проводите, говорит, всеобщую мобилизацию. Закон мы уже приняли. Тех, кто уклоняется, предавайте военно-полевому суду. Вы же — армия! Сила!..»

— Ну, раз есть закон, больше ничего не надо. — Иннокентий явно издевался. — Все на законе держится.

Коробейников пробыл в Кильдемцах три дня. В деревню вернулись двадцать два бандита, уцелевшие в недавнем бою. Среди них было четверо из тех, что побывали в плену у красных.

Главнокомандующий потребовал их к себе.

— На что вы рассчитывали, когда сдавались в плен к большевикам? — спросил он, хмурясь.

У порога стояли четыре уже не молодых мужика, тупо уставясь на своего начальника.

— Ну?.. — Коробейников начал терять самообладание. — Понимаю, шкуру спасали. Боялись, как бы красные ее не продырявили! Сдались вместе с оружием и лошадьми. А вернулись с пустыми руками. Давай им опять оружие, лошадей! А у меня нет ни конного завода, ни оружейных складов. Что же прикажете с вами делать?

— Не мы одни сдались, — охрипшим голосом сказал бандит с обмороженным ухом.

— Так ты еще, голубчик, оправдываешься!.. «Не мы одни!» — передразнил его Коробейников. — Я вас отучу сдаваться! Расстрелять их перед строем!

Тот, что с обмороженным ухом, бросился Коробейникову в ноги. Всех четверых вытолкали за порог, скрутили.

Через полчаса Иннокентий услышал за воротами истошные крики и четыре выстрела.

На третий день вечером на взмыленной лошади прискакал Барсуков и огорошил главнокомандующего новостью: уже у самого Бестяха на белый отряд налетели красные и почти всех порубили шашками. Удалось спастись только Филиппову и еще троим.

— А где же Филиппов? — страшно багровея, спросил Коробейников.

— Уехал домой. Велел передать поклон.

— Как домой? Он же на военной службе.

Барсуков пожал плечами.