Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис

Ну что ж, решение было принято, сомнения отброшены, и 19 октября (старый стиль) Суворов с войсками покинул Линдау и пошел вглубь Германии. Эрцгерцог, крайне раздосадованный этим, позволил себе в прощальном письме назвать это движение отступлением и тут же получил от русского полководца горячую отповедь:

Достойно всяческого уважения то, как стремительно и категорично вступился Суворов за честь русского оружия и свою собственную.

Между тем полки наши, не останавливаясь, совершали движение, и уже 23-го числа герой наш мог отправить из Меммингена русскому послу в Мюнхене К. Я. Бюлеру письмо, начинавшееся шутливым обращением:

Однако далее речь шла о нешуточных проблемах:

И действительно: уже в ноябре в немецких газетах появилось продиктованное генералиссимусом «Объявление Суворова в ведомостях по всей Германии в рассуждении ложного показания Массена…».

Вскоре русские войска пришли в вольный имперский город Аугсбург и простояли там без малого месяц, постепенно восстанавливая силы. Суворов получил здесь рескрипт Павла I от 11 октября с копией его письма Францу II о разрыве союза с ним из-за политики Тугута. Другим рескриптом полководцу предписывалось готовить армию к возврату в Россию. Занимаясь теперь приготовлениями к дальнему переходу, князь Италийский не переставал думать о будущей кампании против Франции, которую считал неизбежной. Он изложил свои мысли в конце ноября в Аугсбурге[2346]. Генералиссимус считал, что надо будет наносить два удара: первый – из Пьемонта с базой в Турине через французскую провинцию Дофине[2347], второй – из Швейцарии через провинцию Франш-Конте[2348]. Мысль о Швейцарии не оставляла его, и, рассуждая о втором направлении, он пишет на полях записки:

Так, стоя уже одной ногой на дороге, ведущей на родину, все еще мечтал он дойти до Парижа.

Приверженный правде и справедливости, перед самым выходом из Аугсбурга Суворов был принужден дать еще один бой. Сражался он теперь посредством пера и чернил – и снова с Тугутом. Тот отказался ходатайствовать на переговорах с французами о размене русских пленных из корпуса Римского-Корсакова на французов под предлогом, что эти войска содержались на английские субсидии, а значит, и хлопотать о размене должны англичане. Не помогло ничто: ни письмо к русскому посланнику в Вене С. А. Колычеву – Тугут отказал ему[2351], ни обращение к Францу II с напоминанием, что, взяв в Швейцарии 1400 французов в плен, он передал их австрийцам[2352], – холодное молчание было ответом. Все было тщетно. Вернулись они в Россию лишь через десять месяцев по приказу первого консула Франции Наполеона Бонапарта. Но Суворов об этом уже узнать не мог.

Русская армия потянулась по дорогам Верхнего Пфальца и в начале декабря вступила в Чехию, принадлежавшую австрийцам. Франц II был недоволен, что вчерашние союзники идут через его владения, обременяя его казну, и настаивал, чтобы марш свой совершили они как можно скорее[2353]. Герой наш со свойственной ему проницательностью сообщал Павлу I из Праги, что на самом деле это недовольство есть результат наступившего наконец-то осознания, что с уходом русских австрийский император останется один на один против французов[2354]. Вскоре Суворов получил от своего императора новый рескрипт, который предписывал ему оставаться в Чехии до весны 1800 г. и привести армию в порядок на случай, если Австрия продолжит войну с Францией. Суворов 14 декабря донес Павлу I о получении этих указаний и о прибытии из Вены повеления:

Дипломатический ветер снова переменился.

Вскоре прибыл в Прагу хорошо знакомый по боям в Италии Бельгард и привез новый продукт стратегического «гения» Тугута и гофкригсрата. Теперь предлагалось следующее: в Италии, Швейцарии и Швабии будут действовать австрийские войска. Армию же Суворова перевести на Нижний Рейн, ниже Майнца, где она перейдет на левый (французский) берег Рейна и начнет наступать в Северную Францию для соединения с англо-русской армией, которая высадится или в Голландии, или в Бельгии, или в Нормандии. Соединившись, обе армии пойдут вглубь Франции и возьмут Париж! [2356] Суворов не принял Тугутова плана, в целом ряде писем Колычеву и Растопчину он подверг измышление венского горе-стратега ядовитой и уничтожающей критике[2357], особенно не верил он в удачную возможность десанта после печального опыта только что провалившейся англо-русской экспедиции в Голландию. Он по-прежнему стоял за свою идею: