Зима мира - Кен Фоллетт

Лоутер был в дорогом фланелевом костюме, но уже измятом и испачканном. Он стоял возле грузовика с хозяйским видом.

– С этого момента вы под моим началом, Уильямс, – сказал он. Посмотрел на беженцев. – Который из вас – Ветряк?

Это могло быть и настоящее имя, а мог быть пароль.

Таинственный англичанин шагнул вперед и поздоровался с ним за руку.

– Я – майор Лоутер. Я отвезу вас прямиком в Мадрид. – Снова повернувшись к Ллойду, он сказал: – Боюсь, что твоей группе придется добираться до ближайшей железнодорожной станции.

– Одну минуту, – сказал Ллойд. – Этот грузовик принадлежит моей организации. – Он сам приобрел его на средства подразделения военной разведки, которое помогало спастись бежавшим пленным. – И водитель подчиняется мне.

– Ничего не поделаешь, – отрезал Лоутер. – Ветряк имеет первостепенное значение.

Секретная разведслужба всегда считала, что они имеют первостепенное значение.

– Я не согласен, – сказал Ллойд. – Я не понимаю, что нам мешает всем поехать на грузовике в Барселону, как планировали. А потом вы можете отвезти Ветряка поездом в Мадрид.

– Твоего мнения, сопляк, я не спрашивал. Делай, что сказано.

– Я нисколько не возражаю поехать со всеми в грузовике, – примирительно вступил в разговор сам Ветряк.

– Пожалуйста, предоставьте это мне, – прервал его Лоутер.

Ллойд сказал:

– Все эти люди только что перешли через Пиренеи. Они измучены.

– Тогда им лучше отдохнуть, прежде чем они продолжат путь.

Ллойд покачал головой.

– Слишком опасно. Мэр этого городка на горе нам симпатизирует, потому-то мы и встречаемся здесь. Но дальше, в долине, другие настроения. Гестапо повсюду, вы это знаете, и большинство испанских полицейских – не на нашей, а на их стороне. Моя группа находится под угрозой ареста за нелегальный переход границы. А вам известно, как трудно вытащить людей из тюрем Франко, даже если они ни в чем не повинны.

– Я не собираюсь тратить время на споры с тобой. Я старше тебя по званию.

– Нет, не старше.

– Что?

– Я майор. Так что не смейте больше называть меня сопляком, если не хотите остаться с разбитым носом.

– У меня важное задание!

– Что же вы не позаботились о собственном транспорте?

– Потому что можно воспользоваться этим!

– Этим воспользоваться нельзя.

Вперед шагнул Уилл Донелли, здоровенный американец.

– Я за майора Уильямса, – заявил он. – Он мне только что жизнь спас. А вы, майор Лоутер, ни черта не делаете.

– Это к делу не относится, – сказал Лоутер.

– Ну, ситуация мне кажется очень простой, – сказал Донелли. – Грузовик находится в распоряжении майора Уильямса. Майор Лоутер хочет его забрать, но он его не получит. И все дела.

– Не встревайте, – сказал Лоутер.

– Так уж вышло, что я подполковник, так что я старше по званию вас обоих.

– Но это дело не в вашей компетенции!

– Но и не в вашей, это очевидно. – Донелли обратился к Ллойду: – Может, пора двигаться?

– Я настаиваю! – рявкнул Лоутер.

Донелли снова повернулся к нему.

– Майор Лоутер, – сказал он. – Заткни хлебало. Это приказ.

– Ладно, ребята, – сказал Ллойд. – Все в грузовик!

Лоутер смерил Ллойда испепеляющим взглядом.

– Я с тобой расквитаюсь, валлийский ублюдок, – сказал он.

II

В день, когда в Лондоне зацвели нарциссы, Дейзи и Малыш отправились к врачу.

Это посещение было идеей Дейзи. Она была сыта по горло обвинениями Малыша из-за невозможности забеременеть. Он вечно сравнивал ее с женой своего брата Энди, Мэй, у которой было уже трое детей.

– Должно быть, что-то у тебя не в порядке! – сказал он враждебно.

– Но ведь я уже беременела, – возразила она и поморщилась, вспоминая, как было больно, когда произошел выкидыш; потом она вспомнила, как заботился о ней Ллойд, и снова почувствовала боль – уже другого рода.

– Ты могла стать бесплодной от чего-то, произошедшего уже потом.

– Ты тоже.

– Ты о чем?

– О том, что дело может быть не только во мне, но точно так же и в тебе.

– Не говори ерунды.

– Знаешь что, давай договоримся. – У нее мелькнула мысль, что она словно ведет переговоры – как это делал бы ее отец Лев. – Я соглашусь на обследование – если согласишься ты.

Это его удивило, и он замялся, но потом сказал:

– Ладно. Сначала пойдешь ты. Если скажут, что у тебя все в порядке, тогда пойду я.

– Нет, – сказала она. – Ты пойдешь первым.

– Почему?

– Потому что я не верю твоим обещаниям.

– Ну ладно, тогда пойдем вместе.

Дейзи сама не знала, почему придает этому значение. Она Малыша не любила, давно уже не любила. Она была влюблена в Ллойда Уильямса, а он все еще был в Испании, у него там была работа, о которой ему нельзя было много рассказать. Но ее мужем был Малыш. Он был, конечно, неверен ей, у него было множество женщин. Но и она ему тоже изменяла – хоть и всего лишь с одним мужчиной. У нее не было морального права его упрекать, и это ее парализовало. Она лишь чувствовала, что если будет исполнять свой долг жены, то, может, ей и удастся сохранить остатки уважения к себе.

Доктор вел прием на Харли-стрит, недалеко от их дома, хотя здесь район был не столь богатый. Дейзи нашла обследование неприятным. Доктор был мужчина и начал с того, что принялся распекать ее за десятиминутное опоздание. Он задал ей кучу вопросов о ее здоровье в целом, и о месячных, и о том, что он называл «близостью» с мужем – не глядя на нее, но делая записи авторучкой. Потом он засовывал ей во влагалище холодные металлические инструменты.

– Я делаю это каждый день, так что вам не о чем беспокоиться, – сказал он, но его усмешка тут же убедила ее в обратном. Выйдя от врача, она ожидала, что Малыш откажется от договоренности и не пойдет, в свою очередь, на прием. Вид у него был кислый, но он вошел.

Пока Дейзи ждала, она перечитала письмо от своего брата по отцу, Грега. Он узнал, что у него есть ребенок – в результате романа, что был у него с темнокожей девчонкой, когда ему было пятнадцать лет. К изумлению Дейзи, этот плейбой Грег с восторгом писал о своем сыне и намеревался принимать участие в жизни ребенка – хотя скорее как дядя, чем как отец. И что было еще более удивительно, Лев виделся с ребенком и заявил, что тот – умный мальчишка.

Какая ирония в том, подумала она, что у Грега сын есть, хотя он ему и не нужен, а у Малыша – нет, хотя он о нем так отчаянно мечтает.