Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

– Куда важнее любовь, преданность, ежедневная забота. Страх за ее благополучие, общие радости и… печали. – Уго пытался взглядом донести все ощущения, которые теперь не давали ему дышать, но Бернат оставался невозмутим. – Я отдал все ради Мерсе – и сейчас готов отдать за нее жизнь. Ты меня понимаешь? – (Бернат не моргая глядел на винодела.) – Да, может быть, я не ее отец, но разве важно, кто ее настоящий родитель, если я ее вырастил?

– Важно, если ее отец – дьявол.

Бернат пробормотал эти страшные слова себе под нос. По спине Уго заструился холодный пот.

– И ты веришь в эту чепуху? Ты хорошо знаешь Мерсе, ты ведь ее муж…

– Уже нет. Я только что от епископа. Брак аннулирован. А что до чепухи, то родная мать Мерсе, твоя сестра… сестра! – крикнул Бернат, но потом понизил голос. – Родная мать утверждает, что Мерсе – дочь Сатаны. Ее обрюхатил дьявол. Вот что она заявила и под чем подписалась перед секретарями епископа. Я был в его дворце. Я ее видел. Я слышал рассказы монахинь, которые ее осматривали, – между бедрами у нее видны дьявольские метки!

– Бог мой!.. – воскликнул Уго.

– Она сказала, что убила бы ребенка, Уго! Убила бы! – взревел Бернат. – Какая мать будет желать смерти дочери, если та и вправду не порождение Сатаны?

– Но ты же не веришь в это.

– Зато верят епископ, священники и монахини.

Уго стало не по себе. Увидев, что винодел дрожит, Герао хотел было подойти, но Бернат его остановил. Уго несколько раз глубоко вздохнул, поднял голову и выпрямился.

– Где моя дочь? – спросил он, полагая, что все потеряно. – Что стало с Мерсе?

– Не знаю, мне все равно. Будь что будет.

Уго не нашелся что ответить и только покачал головой. Как Бернат был способен так легко отвергнуть ту, которой совсем недавно признавался в любви? Уго спросил:

– Как ты можешь быть таким… жестоким?

– Меня тошнит от одной мысли, что я делил постель с дочерью Сатаны. С нечистым отродьем! Ты называешь меня жестоким? Омерзение пересиливает любое чувство. И потом, король бы меня уничтожил, если бы я поступил иначе. Стоит ли доверять флот тому, кто живет в одном доме с дьяволом?

– Ради всего святого, Бернат, ради твоих отца и матери! Я был одним из немногих, кто пришел на ее похороны. Ради арбалета, который я украл для тебя, ради серебряных кроатов, которые я тебе подарил…

– Даже собственная мать, твоя сестра, не хочет ничего для нее сделать. Хочет, чтобы я ее убил!

– Она… – Уго на мгновение задумался. – Если я дам тебе клятву, что мы покинем королевство и уедем в Кастилию, или в Португалию, или еще дальше, ты сделаешь что-нибудь, чтобы ее освободить?

– Нет.

Уго почувствовал свое бессилие. Со стиснутым сердцем, со слезами на глазах, он бросился к ногам Берната и принялся целовать его сапоги.

– Сжальтесь, мой сеньор, – всхлипывал Уго, не отрывая губ от кожаных голенищ. Бернат и не пытался заставить его подняться. – Будьте милосердны!

Милосердие. Великодушие… Уго устал молить и целовать сапоги. Наконец, не поднимая головы, затих. Его трясло. В зале воцарилось молчание.

– Я бы предпочел, чтобы она умерла, Уго, – промолвил Бернат, – но я не стану тем, кто предстанет пред судом дьявола за казнь его дочери. Ибо кто может предсказать, сколь яростным будет его возмездие?

– Где она? – вновь спросил Уго.

– Сказал же, не знаю.

– Рехина знает. Она ведь у тебя в плену. Дай мне с ней поговорить, – взмолился Уго.

– Добро, – сказал Бернат.

Уго поднял глаза и уткнулся взглядом в штаны адмирала.

– Только дело в том, – продолжил Бернат, – что Рехина предпочла заживо подохнуть здесь, в Барселоне, а не среди крыс в моем замке. Никто не может меня ограбить и остаться безнаказанным – даже оправдываясь тем, что речь идет о дочери Сатаны.

– Рехина была в заговоре с епископами и влиятельными прелатами. Они тоже не останутся безнаказанными?

– Это уже не твое дело, но ты должен знать, что епископ отговаривал ее, так он мне и сказал. Рехина действовала на свой страх и риск.

– Но если все так, то как она нашла место, чтобы заточить Мерсе? Она же простая бегинка…

Адмирал прервал его пренебрежительным жестом. Герао подбежал к Уго и поднял на ноги. Адмирал встал со стула и пошел к выходу.

– А как же мальчик? – крикнул Уго ему вослед.

Бернат остановился:

– Судьба Арнау в руках Церкви. Там определят, запятнан ли он дьявольской меткой. Если нет, то он вернется во дворец как мой законный сын и наследник. – Бернат сделал паузу, вложив в нее все презрение, на какое был способен. – А тебя, Уго, я больше видеть не хочу. Не попадайся мне на глаза – заступаться за тебя больше некому.

– Бернат… – снова взмолился Уго, пытаясь вырваться из рук мажордома.

– Стража! – крикнул Герао, когда Бернат ушел.

В зал ворвались солдаты. Они бесцеремонно схватили Уго, выволокли на улицу и с наслаждением бросили в грязь, скопившуюся за эти дождливые дни декабря 1417 года. Винодел покатился под ноги горожан, которые сначала расступались, чтобы самим не упасть, а затем стали просто его обходить. Никто не сделал попытки помочь ему подняться, видя, как двое солдат хохочут в дверях дворца на улице Маркет.

29

В тот же день, когда Бернат сообщил, что отрекается от Мерсе, Уго вернулся в Гарраф и уже без всяких околичностей расспрашивал местных, не знают ли они о какой-либо молодой женщине, которая заточена в замке или в каком-либо форте поблизости. Уго щедро заплатил за ночлег в одном из крестьянских домов и провел холодную одинокую ночь в вонючем хлеву – в компании лошадей и огненной воды. Стоило ему заснуть, как перед ним возникал образ Мерсе, терзающий чувства, – казалось, он мог дотронуться до нее, погладить волосы, вдохнуть ее запах. Уго лежал, скорчившись на соломе, – неподвижный, испуганный, обезумевший. Он пил больше огненной воды, нежели когда-либо прежде; он напивался, пока не засыпал тревожным муторным сном. Порой к нему приходил образ Катерины – и тогда Уго немного успокаивался. Она благословила его на эту бессмысленную поездку в Гарраф, после того как Уго рассказал ей, что случилось во дворце на улице Маркет. Русская поцеловала его и пожелала удачи, на которой поставил крест кастелян оборонительной крепости Кампдасенс, когда Уго вошел на кухню крестьянского дома, чтобы позавтракать. Глядя на облачение и манеры кастеляна, его запросто можно было спутать с любым окрестным пахарем. Лишь ржавая шпага да привязанная