Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настюха во всем от него зависела, даже вот эта разовая работенка, за которую все же что-то платили, зависела от ее мужа: захочет – будет у нее работа, а не захочет – не будет! Он мог позвонить любому редактору любого журнала, и осталась бы Настюха с носом!..
Ну, или почти любому.
И это всесилие ее мужа бесило Артема! Он сам ничего не мог, как импотент, и чувствовал себя точно так же! Если бы у него были деньги и связи, ну хоть какие-нибудь, он бы давным-давно забрал Настюху к себе, пристроил на работу, зажил бы с ней нормальной жизнью! Но, словно в отместку за прошлое, настоящее все время его подводило. У него не было ни денег, ни работы, ни друзей – никого и ничего за плечами, как будто пустыня, выжженная до самой последней песчинки!.. Даже верблюжья колючка не растет.
Впрочем, друг у него был. Вполне подходящий и, так сказать, проверенный временем, но и его не стало.
Лучший и единственный друг Паша жил в Питере и был решительно ничем не занят. Артем до конца не знал, чем именно Паша живет. Вроде бы тот был музыкант и сочинитель и вроде бы никак не мог «пробиться»: на радиостанции его песни не брали невежественные и коррумпированные редакторы. Музыкальные группы, которые Паша создавал, разваливались, ибо невежественные и самодовольные участники начинали ссориться еще до того, как приступали к работе. Записывать диски было негде – невежественные и алчные хозяева музыкальных студий Пашу на порог не пускали. Денег, чтобы швырнуть в лицо этим самым хозяевам, у Паши, разумеется, не было.
Иногда его звали в какие-нибудь клубы «подыграть» заезжему исполнителю, у которого гитарист заболевал или уходил в запой, и платили за это так мало, что слезы наворачивались на глаза. Он мог бы пристроиться в какое-нибудь кафе в виде «живой музыки» – в Питере много кафе и много «живой музыки»! – но не желал размениваться. Поэтому все свое время Паша проводил в коммуналке на улице Садовой, где у него имелась комнатенка, – сидел в Интернете, играл на гитаре или пил, когда было на что.
С Артемом они познакомились сто лет назад, когда тот писал очерк о питерском андеграунде еще для студенческой газеты, поняли, что похожи, как братья, даже удивительно, и очень поддерживали друг друга.
Паша был старше и умудреннее, и именно он учил Артема жизни правильной, духовной, а не животной, не замутненной никакой фигней, вроде обязательств и чувства долга. Когда Артема в очередной раз увольняли с работы, Паша был тут как тут – объяснял, что все правильно, так и должно быть, талант никому и ничего не должен и уж тем более не обязан «подстраиваться», «подлаживаться», «наступать себе на горло». Когда Артем в очередной раз расставался с любимой, Паша уверял его, что все правильно: если женщина «не понимает», ее непременно нужно бросить, что еще с ней делать!
Маня Поливанова в свое время этого Пашу ненавидела и считала – как все женщины, которым кажется, что в их несчастьях виноват кто угодно, только не сам любимый, – что у Артема все могло быть по-другому, если бы Паша не морочил ему голову.
Она была уверена, что если б кто-нибудь, друзья или родные, хоть раз удосужился надавать Артему по заднице и рассказать, что мир устроен совсем иначе, не так, как думают они с Пашей, он, скорее всего, посмотрел бы по сторонам попристальней и понял, что делает что-то не то!
Но родные были далеко, а Паше все нравилось. Покуда Артем – друг и почти младший брат – присутствовал в его жизни, слушался, просил совета, хвалил его сочинения, сочувствовал, подкидывал деньжат, когда они заводились, мировая гармония не нарушалась.
Вот они, два друга, талантливые, беспокойные, рефлексирующие. Да, неудачники, но неудачи их происходят именно от таланта – ведь это все равно что жить с ободранной кожей! Они не могут приспособиться, ну и что?.. Они и не должны приспосабливаться, мир должен сам оценить и принять их – за талант, страдания и муки. Если мир не замечает, ну что ж! Это не их вина, это беда окружающих.
Они рассказывали друг другу какие-то небылицы, не слушали и не верили ни слову, но это им решительно не мешало. Они были как будто последние из могикан, не отравленные деньгами и жаждой признания. Они постоянно боролись – с продюсерами, слушателями, женщинами, читателями, редакторами – и уверяли один другого, что у них такая судьба, быть одинокими и отвергнутыми.
Много лет Артему это нравилось. По крайней мере, Паша виртуозно объяснял ему, что он ни в чем не виноват, а бесконечные неудачи – удел любого таланта, и поделать тут ничего нельзя. А раз нельзя поделать, то не стоит и пытаться.
А потом… надоело что-то.
Артем сильно устал, и выжженная пустыня за плечами перестала казаться ему романтичной и привлекательной. Взятая на себя роль одинокого всадника, который бредет по обочине, отпустив поводья, лошадь уже почти падает с голоду, а по дороге со свистом проносятся события, люди, интересная работа, – со временем стала казаться ему… чужой. Не его.
Как будто он актер, вызванный «на замену»: и роль не его, и костюм маловат, и башмаки жмут, и текста он не знает!
Черт возьми, иногда думал Артем, рассматривая Пашину желтую отечную физиономию, неужели и я такой?! И у меня впереди все то же одиночество, тексты «в стол», узкая комнатушка с диваном в отвратительных пятнах, ненависть к себе, а заодно и ко всем окружающим, смертная тоска?..
Очень осторожно, очень робко он попробовал жить как-то по-другому, но ничего не выходило, ничего!.. Падающая с голоду лошадь неизменно сворачивала на обочину и плелась по ней кое-как, из последних сил.
Потом случились два события, две катастрофы.
Встреча и прощание.
Артем встретил Настюху, такую же несчастную, одинокую и пропадающую, как он сам, и понял, что должен ее спасти! Ну, хоть кого-то же он должен спасти!..
А Паша в то же самое время бросил Лену, которая родила от него мальчишку. Лена приехала в Питер из города Остров, работала музыкальным редактором на радио, снимала комнатушку на Охте, до слез обожала Пашу и тоже мечтала его спасти.
Спасала она его по-всякому: пыталась пристроить на радио, знакомила с какими-то продюсерами, силой вытаскивала из Интернета и из запоев,