Assassin's Creed. Последние потомки. Участь богов - Мэтью Дж. Кирби

– Может, обойдем?

– Нет. Давай посмотрим, что это.

Он кивнул, и они пробрались ближе, прячась за деревьями, пока не подошли достаточно близко, чтобы увидеть, что это нечто не было ни живым, ни даже подвижным. Оуэн вышел на открытое пространство и приблизился, все еще пребывая в растерянности. Кажется, это нечто было сделано из полупрозрачного просвечивающего материала, все скрученное, примерно шести футов шириной. Затем Оуэн оценил длину – нечто простиралось сквозь чащу в обоих направлениях.

– Это что? – спросила Наталия.

– Я не…

Оуэн вдруг заметил повторяющийся узор, покрывший материю, и понял, откуда ему знаком противный запах. Так пахло в классной комнате, когда он учился в третьем классе. У учительницы был террариум, и в начале учебного года она познакомила учеников с его жителем. До тех пор Оуэн не знал, что змеи пахнут – большую часть времени они и не пахли. Но иногда они все же источали запах, наполняя им террариум.

Наталия склонилась.

– Погоди, это что, кожа?

– Да, – сказал Оуэн. – Сброшенная кожа.

Наталия повернулась к нему.

– Змеиная?

– Похоже на то.

Оуэн снова оценил ее размеры, подсчитывая.

– Она огромная. Не просто как анаконда. Она просто чудовищно огромная.

Оуэн подумал о том, куда мог деться владелец кожи.

– Хотел бы я посмотреть, насколько она длинная. Поищем голову? Или хвост?

– Пожалуй.

Оуэн решил на этот раз повернуть налево, и они пошли в Лес вдоль змеиной кожи, повторяя все ее изгибы. Они прошли несколько ярдов, потом еще, ожидая, когда кожа кончится, но она продолжалась и продолжалась, пока они не миновали несколько сотен ярдов, так и не найдя конца. Позади них кожа, кажется, растворилась в тени деревьев, и Оуэн задумался, была ли это очередная неполадка в стабильной, как заверял Монро, симуляции. Бесконечная змеиная петля.

– Это еще один архетип, так?

Оуэн кивнул. Это было то самое присутствие, которое он ощущал.

– Давай попробуем выбраться из этого Леса, пока оно нас не нашло.

Но пока они не знали иного способа выбраться, кроме как продолжать идти. Это они и делали, но теперь уже гораздо более осторожно. Оуэн вздрагивал от каждого шороха на земле и от каждого хлопка в ветвях над головой. Спустя какое-то время его непрекращающийся ужас уже настолько опалил все чувства, что он начал видеть и слышать вещи, которых на самом деле не было. Голоса шептали что-то неразборчивое. Лес поглотил его.

– Как у вас дела? – спросил Монро. – Я вижу скачки уровня адреналина и кортизола. У вас обоих. Повышенное кровяное давление и пульс.

– Это всё змеи, – сказала Наталия.

– Змея?

– Думаю, вы бы сказали Змей, – уточнил Оуэн.

– А, вы нашли Змея.

– Только его кожу, – ответил Оуэн. – Но змей где-то рядом.

– Может, это хороший архетип, – отметила Наталия. – Типа как змеи на медицинских штуках.

– Кадуцей? – сказал Монро. – Сомневаюсь. Почти всегда змея символизирует страх и смерть. Если не учитывать, что часто мы пытаемся взять этот страх под контроль, меняя значение символа на противоположное, даже поклоняясь ему.

– Прошу прощения, это вы так пытаетесь помочь? – поинтересовался Оуэн.

– Да, пытаюсь. Просто помните, это воспоминание. Вероятно, из тех времен, когда наши предки были меньше, а змеи – больше. Но это воспоминание не буквальное, оно символическое. Символы не могут нанести вам вред.

– Вы уверены? – спросил Оуэн.

– Да. Просто крепче держите себя в руках, свой разум и свой страх.

– Что, если мы не сможем? – Наталия выглядела бледной в тусклом свете. – Что, если…

– Тшшш! – прошипел Оуэн.

Звук достиг его сознания. Тихий, похожий на шум волны вздох пронесся над землей, вырвавшись откуда-то из ближайших зарослей. Оуэн стоял неподвижно и ждал, слушал, наблюдал за деревьями.

Ничто не издавало ни звука.

Затем он увидел Змея.

Сперва из заросших глубин появилась его голова размером с кожаный диван. Черные и багряные насечки виднелись вокруг его пасти и ноздрей, обрамляли медные глаза, которые будто сверкали. Его раздвоенный язык хлестал воздух по мере того, как Змей скользил прямо к ним, все больше и больше извлекая свое бесконечное тело из сумрака. Его взгляд обездвижил Оуэна, будто он был застывшим в панике грызуном.

– Беги! – прошептал он в равной мере себе и Наталии.

Дэвид сидел, глубоко забившись в кресло, совсем один в общей комнате, лицом к окнам. Он думал о симуляции в мире викингов, уставившись на деревья. Тот факт, что у Эстена был трэлл, не помешал Грейс синхронизироваться с воспоминанием, но в ее случае весь процесс определенно проходил иначе. Так что она взялась за дело и преуспела, выручив его, как обычно. Но на этот раз было такое ощущение, что она вроде как обставила его, так что Дэвид решил оставить ее и «Анимус» и пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве.

Он хотел позвонить отцу, но отец в это время был на работе. Он работал сварщиком и не мог все бросить, чтобы ответить на звонок сына, когда бы он ни позвонил. Даже если бы Дэвид мог позвонить отцу, он не знал, что бы он сейчас сказал или спросил. Сейчас он должен был справляться со всем самостоятельно. Тогда, в Монголии, они с Грейс объединились, как никогда прежде не бывало. Она наконец стала относиться к нему не как к маленькому ребенку. Она стала доверять ему. Но потом Исайя использовал кинжал – зубец страха от Трезубца. Дэвид никогда не забудет видение, которое вторглось в его сознание.

Он шел домой из школы домой и был один, хотя Грейс и говорила ему не ходить одному. Но Кемаль и Оскар не дождались его, что ему еще оставалось делать? Он прошел уже почти полпути до дома, когда увидел Дэймона на углу впереди. Все в районе знали Дэймона. Все знали, что от него надо держаться подальше. Поэтому Дэвид юркнул в магазин, чтобы подождать немного там. Он купил колу и полистал несколько журналов, но тут кто-то толкнул его сзади.

– Осторожнее, – сказал Дэвид и обернулся.

Перед ним стоял высокий белый мужчина. У него на голове была бейсболка задом наперед, на лице – светлая козлиная бородка.

– Что ты сказал?

Дэвид сглотнул, но сдаваться не собирался.

– Я сказал – осторожнее.

Мужчина приблизился и прищурил глаза. От него пахло плесенью и дешевым одеколоном.

– Ты мне угрожаешь, мальчик?

– Нет, – сердце Дэвида колотилось так, что, кажется, его футболка трепыхалась. – И нечего называть меня мальчиком.