Противостояние II - Александр Раевский

встать под душ. Серёга, кажется, что-то такое почувствовал. Не подходил к ней больше. Только в коридоре помог пальто надеть. Когда она вернулась из ванной, он тоже был полностью одет.

А в понедельник Леська появилась в классе и уселась на своё место рядом с ней. Серёга пришёл минут через пять после неё. Подошёл к их парте, но не для того, чтобы ругаться или требовать освободить место, а просто, чтобы поздороваться и спросить Леську о самочувствии. После этого тут же прошёл к свободной парте в самом углу, у окна. Так весь день и просидел там в одиночестве. На переменах к Юле не подходил и заговорить с ней не пытался. Лариса на русском заметила эту перестановку, но возражать не стала. Объявила перед началом урока, что сегодня в восемнадцать тридцать она ждёт на первое занятие факультатива Каменского, Иванову и Новикову. Юля его не видела, но ей показалось, что она услышала, как он тяжело вздохнул...

***

А во вторник прямо с утра её начали мучить сомнения. Ей опять приснился сон про Серёгу. Очень живой, очень подробный и очень нехороший сон. Якобы, они с Галкой после факультатива пошли к нему домой и там целовались. Как выяснить? Подойти к Галке и как бы между прочим спросить её, как прошёл вчерашний факультатив? А там зацепиться за что-нибудь и спросить, чем она после занятий занималась?

Нет, тогда лучше не её, а рыжую и конопатую Томку. Она девчонка простая. Зачем ей врать, правда? Тем более, что в отличии от Галки, она вряд ли знает, что Серёга Юле нравится. А Галка не могла ей об этом сказать. Они не дружат и почти не общаются.

На вопрос о том, чем они занялись после занятий, Томка, простая душа, сказала:

— К Серёге ненадолго зашли. Он сейчас один живёт. Чаю попили, похохотали — он анекдоты классно рассказывает — и домой поехали.

— Галка тоже поехала?

— Не знаю. Наверно. Мы с ней на автобусной остановке расстались. Поздно же уже было. Почти девять вечера. Она, ещё когда мы у Серёжки были, говорила, что ей влететь может.

Значит, из квартиры Серёги девчонки вышли вдвоём, а на остановке расстались? Могла Галка после этого не пойти домой, а вернуться к Серёге? Могла, наверное... Хотя нет, вряд ли. Если почти девять часов было, то ей наверняка срочно нужно было домой. М-да. Ясно, что ничего не ясно. Скорее всего обычный сон, но полной уверенности всё же нет.

Нашла его на большой перемене. Стоит в коридоре возле школьной стенгазеты, жуёт пирожок с ливером из буфета и читает. В правой газетный кулёк с пирожками, в левой надкусанный пирожок. Жуёт, а морда довольная, как у кота, который миску сметаны вылизал. Ей кулёк протянул. Она кивнула и взяла один. Есть не очень хотелось, но за компанию и жид удавился. Встала рядом, читает заметку про сбор металлолома — газета старая, ещё сентябрьская — и пирожок жуёт. Спросила между делом:

— Что вечером делаешь?

Серёга пожал плечами, проглотил, откусил ещё кусок и лишь после этого ответил (ну и манеры у этого эскимоса — с набитым ртом разговаривает и не стесняется!):

— В гастроном пойду. Нужно продуктов купить. Хочу борщ сварить.

— А ты умеешь?

— А что здесь уметь? Главное помнить, в какой последовательности продукты закладывать. Я помню пока. Летом, в конце августа последний раз варил. Тёте Гале понравилось. Мне тоже.

— Хочешь, с тобой схожу?

— Угу, пошли. А как твои родители? Не потеряют тебя?

— Я на большой перемене на улицу сбегаю, позвоню маме на работу и предупрежу, что после школы к тебе зайду.

Серёга оглянулся через плечо, наклонился к ней, понизил голос и спрашивает:

— Что, прошёл страх?

— Да не было никакого страха! — Она насупила брови. — Чего ты придумываешь!

— Ага, а чего же ты тогда от меня как чёрт от ладана шарахнулась? — Он усмехался. — Я даже подумал, что ты сейчас без рейтуз и юбки на улицу убежишь!

— Дурак! Я просто устала! Показалось, что ты не отстанешь, вот и отодвинулась от тебя!

Он тоже нахмурился.

— Сама ты это слово!.. Я тебе говорил: нужно было просто сказать или оттолкнуть меня!

Отвернулись оба к газете, помолчали. Потом она поняла, что была не права и нужно извиняться.

— Ладно, не сердись. Действительно, испугалась чего-то. Всё эти сны дурацкие!

Серёга, не глядя на неё, кивнул.

— Проехали... Что, опять что-то снилось? Или ты тот, с гитлеровцами, забыть не можешь?

Он завернул кулёк, в котором ещё два пирожка остались, протянул ей и говорит:

— Подержи, пожалуйста?

Вытащил кончиками пальцев из кармана курточки чистый носовой платок, протирает испачканные маслом пальцы и говорит серьёзно:

— Я тоже думал, что если бы они нас поймали, то убили бы не сразу. Меня, может, и сразу, а тебя наверняка долго мучили бы. Сама понимаешь: ты красивая, юная девушка, а они разгорячённые погоней, разозлённые смертью своих товарищей и взрывами в порту солдаты. Досталось бы тебе тогда. Это закон войны. Меня в том сне больше всего мысль изводила, что, если я раньше тебя погибну, то не смогу тебя от этого избавить.

Ей, конечно, немного страшно стало, когда представила себе, что было бы, попади они действительно в такую ситуацию, но тем не менее зацепили её слова о том, что она красивая девушка. Не привыкла она ещё к тому, что её всё чаще и чаще не девочкой, а девушкой называют. Приятно от этого стало. Даже улыбнулась ему. Серёга тоже улыбнулся, забрал у неё кулёк и свой измятый платок протягивает, говорит, что он чистый. Она головой помотала. Рано ещё. Она и половину пирожка не успела съесть. Закончился их разговор странно. Он отвернулся от стенгазеты и пошёл к окну. Она за ним. Там он убедился, что за ними никто не наблюдает и никто слышать не может и говорит негромко:

— Знаешь, Юль, ты меня не бойся. Я к тебе больше прикасаться не буду, пока ты сама этого не захочешь. Даже если мы с тобой снова где-нибудь вдвоём окажемся. Очень не люблю, когда меня боятся. Сам себя ненавидеть начинаю. У меня от этого даже депрессия начаться может. Бывало уже такое.

Она кивнула, принимая его слова к сведению.

— А что такое депрессия? Нет, я это слово слышала, но не знаю точно, что