И горы смотрят сверху - Майя Гельфанд

Мне была неприятна эта тема, и я ответила уклончиво:

– Ну, когда смертельная болезнь… Это чтобы не мучиться.

– Нет, нет. Я бы все равно этого не хотела. Сколько уж судьба отмерила тебе мучений, все надо пережить.

Мы снова замолчали. Я чувствовала неловкость от этих разговоров, попыталась отвлечь ее внимание, но она продолжала:

– Я самоубийц никогда не понимала. Вот честное слово! Ты что думаешь, убивая себя, избавляешься от страданий? Нет. Только эти страдания перейдут на других, и от этого не только больно, но еще и стыдно.

Она снова замолчала и ушла в какой-то свой тайный мир, но через некоторое время вдруг оживилась и произнесла с заговорщицким видом:

– Пойдем, покажу тебе что-то.

Я удивилась: какие могут быть секреты у древней старухи? Но она уже с трудом встала со своего кресла-качалки и проковыляла к двери. Я послушно пошла за ней. Мы вышли из квартиры.

– Нет, только не это! Только не эти ступеньки!

Но старуха не обратила внимания на мои стоны. Она крепко схватилась за поручни и, аккуратно переставляя ноги, стараясь не потерять концентрации, начала опасный спуск. Я смотрела на нее завороженно. Медленно, но уверенно она продвигалась от ступеньки к ступеньке, ни разу не оступившись, не поскользнувшись и не попросив моей помощи. Когда же наконец она опустила ногу на последнюю, пятнадцатую, ступеньку, я не выдержала:

– Так вы умеете спускаться?

Она победоносно взглянула на меня, на губах заиграла лукавая улыбка.

– Почему же вы это скрывали?

– Ты не болтай. А лучше принеси мне ходунки. Без них тяжело.

Я спустила ее ходунки по лестнице, все еще не веря, что старуха самостоятельно проделала этот сложный путь.

– Ну, пошли! – скомандовала она.

Я засеменила за ней, а она неторопливо, но твердо вела меня. Мы обогнули маленький запущенный садик, который был разбит возле дома, прошли по дорожке, выложенной из плоских широких камней, завернули за дом, и я ахнула, увидев маленькую беседку, скрытую в глубине сада, укутанную листвой деревьев и утонувшую в их тени. Здесь с трудом могли уместиться два человека. В беседке стояли столик из бамбука и два стульчика. Кувшин с водой и лимоном и стакан свидетельствовали о том, что здесь часто бывают и поддерживают порядок.

– Это что? – спросила я.

– Это мое укромное место, – объяснила старуха. – Ну, не стесняйся. Садись!

Она уселась на стульчик. Было видно, что здесь она чувствует себя уверенно и спокойно. В этой крохотной беседке, укрытой тенью от изнурительного летнего зноя, огражденной от чужих глаз густой листвой и защищенной от шума городской жизни, она была настоящей хозяйкой.

– Откуда это здесь взялось? – спросила я.

– Я сама себе устроила. Хорошо, правда? – На ее губах, тонких и бескровных, играла настоящая девичья улыбка. В глазах светилась радость. Она была горда собой.

– Правда, хорошо! – Я не смогла сдержать удивления и восхищения.

– Ну, ну, садись! – пригласила она меня.

Я зашла внутрь и уселась на второй стул.

– Ты в карты играть умеешь?

– Нет.

– Ладно, научу.

Она открыла ящичек под столом, вынула оттуда колоду карт – старых, потертых и потрепанных. На них с трудом можно было различить картинки.

– Красные – это черви и бубны. Черные – это трефы и пики. Запомнила?

– Ну, примерно.

– Всего в колоде пятьдесят две карты. В каждой масти по тринадцать карт, начиная с двоек и заканчивая тузом. Туз – самая сильная карта, она бьет любую другую. И так – по нисходящей. Король бьет любую карту, кроме туза. Дама – любую, кроме короля и туза. Валет – любую, кроме дамы, короля и туза. Поняла?

– Ну вроде бы.

– Еще есть козыри. Козырь бьет любую не козырную масть, но в своей масти подчиняется тем же правилам, что и остальные. Понятно?

– Понятно.

– Будем играть в дурака. Я тебе покажу.

Она раздала по шесть карт, открыла козырь – четверка бубен. Мы начали играть. Играла она легко, изящно, со знанием дела. Карты летели из-под ее рук, как перья, – ловко, метко.

Я быстро ухватила суть игры. Научилась отбиваться, собирать пары, удачно переводить, избавляться от мелкой ерунды, подкидывать новые карты… Но каждый раз соперница ловко выпутывалась из моих ловушек, умело отбивала мои нападки и всегда выходила победительницей.

– Это неинтересная игра, – заявила я.

– Конечно. Когда проигрываешь, всегда неинтересно, – резонно заметила старуха.

Моя подопечная обыгрывала меня раз за разом, и в какой-то момент я начала злиться. Она, наоборот, испытывала от каждой победы детский восторг. Щеки ее раскраснелись, с приоткрытых губ не сходила довольная улыбка, а глаза блестели так, как будто она собралась на свидание. Я же злилась все больше.

После очередного, шестого по счету поражения я в отчаянии воскликнула:

– Так нечестно! У меня же карты хорошие в руках! Почему я проигрываю?

Старуха хитро улыбнулась:

– Это потому, что ты играешь перебором – выбрасываешь карты, которые тебе приходят. А ты должна держать в уме всю колоду! Считать карты, которые уже вышли. Думать, какие у меня на руках. Пытаться угадать, что осталось в колоде. Вот когда будешь контролировать игру, ты будешь выигрывать.

– Но это невозможно! Как я могу держать в уме пятьдесят две карты?! Это нереально.

– А как ты хотела? Вот и жизнь твоя бессмысленная, потому что ты отвечаешь на чужие ходы. А ты должна делать свои и предугадывать ходы других. Вот тогда начнешь жить своей жизнью.

Я, конечно, ничего не поняла из ее слов.

– На сегодня я устала, – объявила моя соперница. – Принеси мне что-нибудь поесть. Хочу еще немного посидеть здесь.

Я сбегала на кухню, сделала на скорую руку бутерброды с сыром. Я уже получила право пользоваться хозяйской кухней и неплохо на ней ориентировалась. Когда в первый раз открыла кухонные ящики, была поражена – они были забиты продуктами так плотно, как будто старуха собиралась жить вечно. Старые, вздутые консервные банки, коробки с крупами, в которых давно уже завелись жучки, упаковки кофе и шоколадных конфет, покрытые плесенью, пачки нераспечатанных макарон, древнее печенье, прогорклое масло… Продуктов было столько, что можно было накормить целый пансионат одиноких старушек. Но о том, чтобы выбросить испорченную еду, речи быть не могло.

Я наскоро порезала огурцы и помидоры, которые нашла в холодильнике (слава богу, свежие, их только вчера привез Роман), и пулей понеслась вниз. Подходя к беседке с подносом в руках, я замерла от изумления. До меня доходил голос. Низкий, чистый, сильный голос. Она пела!