Записки из сабвея, или Главный Человек моей жизни - Петя Шнякин

Нас снова посадили в самолёт, и через шесть часов мы были в Нью-Йорке, в аэропорту JFK . Никто нас не встречал. Мы планировали переночевать у знакомого в Манхэттене, а затем снять жильё где-нибудь в Бруклине.

Так всё и получилось, но за квартиру только агентству пришлось отслюнявить тысячу зелёных, а полторы тысячи – владельцам дома, за первый месяц проживания и залог за последний. Это были практически все деньги, привезённые с собой. По незнанию мы попали на первый этаж частного дома, где хозяевами были китайцы – и тараканы. Насекомые ползали везде: по полу, стенам, потолку… Дом был окружён невзрачными девятиэтажками, заполненными безработными неграми. И хотя этот жилой комплекс носил гордое название «Marlboro» , обитатели его мало чем походили на ковбоев в широкополых шляпах и ладно сидящих джинсах.

Как ни странно, нас там никто не ограбил и никому не набили морду. Но вид чернокожих соседей в мешковатых штанах, их непривычные ужимки, громкий разговор на специфическом сленге и в то время ещё неизвестная нам «распальцовка» пугали нас, и без того потерянных в этом новом, непонятном мире. Яшка впал в депрессию и ни с кем не хотел общаться. Марина проплакала три ночи кряду, а я, лёжа с ней на полу (мебели не было никакой), очень старался успокоить ГЧмже, и трахал не переставая, чтобы хоть как-то отвлечь.

Пашка, посетив местную школу, забитую всё теми же неграми, настолько был ошеломлён, что его три дня нещадно мучил понос, по интенсивности сравнимый лишь с моим во время анафилактического шока.

Изо всей семьи один я разыскивал на помойках и приносил домой старые стулья, тумбочки, а однажды припёр стол с мраморной крышкой – весила она килограммов пятьдесят! В магазине на Брайтоне сделали первую крупную покупку – за триста баксов приобрели новую кровать.

Питались мы только дешёвой рубленой курицей – 19 центов за фунт. Макароны, кофе и чай предусмотрительно привезли из России.

Жизнь стала получше, когда через неделю я нашёл свою первую работу в США – грузчиком на большом складе, который снабжал пять магазинов Weber’s в Манхэттене. Многие бизнесы прогорали, а владелец магазинов Вебер по дешёвке скупал у них оставшиеся товары и реализовывал по приемлемым ценам. Делал хорошие бабки, а работникам платил гроши. Медицинских страховок на случай болезни или травмы Вебер не давал.

Неделя отпуска за год, двенадцатичасовой рабочий день, один выходной – в воскресенье… Капитализм, ничем не прикрытый, со звериным оскалом, но и эта работа была для нас спасением!

Слава Богу, никто из семьи серьёзно не заболел. Тут сотни долларов надо платить докторам за приём и анализы – и тысячи хирургам за операции.

Кстати, операция у меня в жизни была всего одна, ещё в России, летом девяносто второго – удаление воспалённого аппендикса. Я почувствовал что-то неладное в правом боку, сам вовремя вызвал «скорую», после анализов в больнице мои подозрения подтвердились, и уже через пару часов я ржавой больничной бритвой сбривал волосы вокруг «карандаша» перед предстоящей операцией.

Меня без суеты уложили на операционный стол в Раменской районной больнице. Пожилой хирург с отчеством то ли Афанасьевич, то ли Мефодьевич обколол живот новокаином справа и снизу от пупка, резанул скальпелем и окровавленными руками стал вынимать из образовавшейся прорехи моё содержимое. Я ору, что очень больно, терпеть невозможно, а он – снова новокаин, и опять туда залез.

А мне ну хоть бы чуточку легче стало, боль нестерпимая. И только когда я обругал его: мол, ты что, мудило, меня до болевого шока хочешь довести? – старый хрыч приказал своему ассистенту:

– Ладно, сделай ему что-нибудь…

– А что?

– А что есть у тебя, то и делай!!! – рявкнул Афанасьич.

Ассистент уколол меня в правую руку, какая-то тяжесть пошла от плеча к шее, потом от шеи к голове, и я… умер!

Я попал на серую бетонную полосу, по обоим краям которой были наклонные стены, как в «Лужниках», но вместо привычных рядов с сиденьями в них находилось множество шестигранных ячеек, как на пчелиной рамке, – некоторые закрытые, а другие оставались пустыми. Внезапно я ощутил неземную тоску и печаль, и то ли во мне, то ли снаружи кто-то произнёс:

– Иди, ищи свою ячейку. На крышке увидишь имя своё – залезай внутрь и жди…

– А ты… а вы кто?

– Я сын великого Шкая – бог луны и ночи Назаром-паз, властелин Тёмного Пчельника.

– Это про вас мне Маша рассказывала, когда я маленьким был?

– Про меня, про меня… Ты давай ищи, а я посмотрю, куда тебя отправить – к Шайтану или к брату моему Нишке-пазу, в Светлый Пчельник.

Перемещаясь вверх и вниз, вправо и влево, проверяя имена на крышках у пустых ячей, я тщетно пытался отыскать свое имя. Было так жутко, пусто и страшно, что хотелось как можно скорее всё закончить. Наконец, когда я снова спустился вниз к бетонке, леденящий душу голос приказал мне:

Я брёл, переполненный страхом, стены с ячейками закончились. Вдруг я заметил на дороге тёмные пятна влаги от недавно прошедшего дождя, а по серому бетону ветер гонял сухие листья, очень похожие на кленовые, но не кленовые. Тоска в душе горькая, печаль невыносимая, и я… проснулся.

Это, видать, моё измученное тело сбросили с каталки на койку в палате. Всё вокруг казалось перекошенным, меня противно крутило, а сухой рот требовал воды.

– Вам пить нельзя, вот влажная салфетка. Протирайте ей губы, – сказала молоденькая медсестра.

Салфетка была наполнена не только влагой, но и всевозможными микробами – через день у меня начался стоматит, и я, как мог, пытался полоскать рот марганцовкой. Шрам от скальпеля Мефодьича оказался огромным, сантиметров двадцать пять, как будто он не аппендикс в животе искал, а душу мою пытался изловить и к Шайтану послать.

Шов долго не заживал, через две недели после выписки у меня всё ещё держалась высокая температура. Как-то утром, когда я вставал с кровати, из-под шва хлынул поток горячего гноя. Я был дома один, сильно испугался, дрожащими руками взял из шкафа чистую майку, прижал её под рубашкой к животу и побежал искать машину до больницы. Там я пролежал ещё полтора месяца.

* * *

Меня часто просят рассказать об «американском рае», в котором я оказался. Да нет здесь ни рая, ни ада – как говорят,тут зона с усиленным питанием. Арбайт, арбайт унд дисциплина… Поначалу особенно.

Отработав год грузчиком в Манхэттене, я получил недельный отпуск, который целиком посвятил поискам новой работы, – и нашёл её. Я стал служить security в городском колледже: стоял у входа, указывая посетителям дорогу на различные кафедры и в многочисленные офисы учебного заведения. Привычно заступал на пост – но не в тулупе и с карабином, как раньше, а в красном пиджаке, с галстуком на шее и рацией на поясе. Туда же я перетащил и Яшу, который к тому времени успел поступить в университет, где вечерами успешно учился на аудитора. Марина работала в забегаловке у подножья «близнецов» – двух самых больших небоскрёбов, которые потом, в 2001 году, уничтожили арабские террористы-смертники.