Соль. Судьба первородной - Марина Александрова

В день, когда Эрдан привел к нему Соль… Что сказать, он и его люди не верили ни единому слову старика. Но поскольку надежды все равно нет, так почему бы не попробовать, а заодно и не использовать старика так, как если бы он и впрямь был первородным. Да, он представил его своей семье, скорее забавы ради, а не в надежде, что старик окажется столь проницательным. И больше ради того, чтобы понять, кто же из домочадцев решил его отправить на тот свет… Как? Все просто: тот, кто попытается прикончить деда, думая, что тот первородный, способный его исцелить, — и есть его палач. И несмотря на то, что он не собирался разжигать войну внутри собственного дома, он должен был узнать, кто именно виновен, пока не слишком поздно — чтобы знать, кому оставляет свой род.

Из бездны небытия, в которой он пребывал и которая казалась ему столь притягательной, его выдернуло препротивное и повторяющееся «хлюп-хляп-чма». Странный звук необыкновенно раздражал и никак не прекращался.

Хлюп-хляп-чма, хлюп-хляп-чма, хлюп-хляп-чма.

— А, горячая зараза, — хриплое старческое ворчание заставило недовольно сощуриться.

Он любил начинать утро в тишине и одиночестве, но никак не под отвратное чавканье.

Недовольно сощурившись, он приоткрыл один глаз, чтобы собрать последние крохи душевного равновесия, когда увидел… его! Дед, забравшись с ногами на его рабочее кресло, умостил у себя на коленях не тарелку, а скорее таз, заполненный чем-то похожим на червей в навозе, и, склонившись над миской, прямо руками засовывал их в рот. Ну, наверное, в рот, ведь повязку старик так и не снял.

— Жрать хофу, — с набитым ртом пробормотал он, — фил неф фепфеть! Фы ках? — поинтересовался старичок, даже не пытаясь осмотреть больного.

— Если я правильно понял, вы спрашиваете, как я себя чувствую?

Старик энергично покивал, но взгляда на Рэйна так и не поднял.

— Ну… я пока все еще не чувствую боли, — поделился он. — И я выспался, как это ни странно, — глубоко вздохнул он, опуская взгляд на свою грудь и руки, чтобы уже в следующий миг шокировано воззриться на Соль.

Там, где еще вчера были сочащиеся сукровицей и гноем язвы, теперь была пусть и не ровная кожа, но покрытые тонкой кожицей болячки — и это поражало. Пусть не все язвы закрылись, но то, как выглядели еще открытые, не шло ни в какое сравнение с тем, что было еще ночью.

— Как такое возможно? — пробормотал Рэйн, прекрасно помня, что ему сказали, когда стало известно, чем именно его отравили. Эти язвы не заживут, что бы он ни делал, процесс гниения плоти необратим.

Старик, казалось, даже не услышал его, а продолжал с упоением поедать то, что и едой-то назвать было нельзя. Рэйн так точно бы такое не стал есть.

Через минут пять старичок сыто откинулся на спинку кресла и блаженно прикрыл глаза, предварительно смачно облизав пальцы… Ну а что еще, если под повязку он по очереди засунул обе руки, почавкал и достал их уже совершенно чистыми.

— Мать моя женщина, — блаженно протянул он, — как же ж хорошо…

После протяжно вздохнул, выдохнул и… захрапел! Захрапел так, что даже повязка на его лице начала вздыматься в такт дыханию.

— Соль, — осторожно позвал Рэйн, но реакции так и не последовало. — Соль, вы меня слышите? — еще одна несмелая попытка провалилась.

Тогда Рэйн осторожно встал на ноги, наслаждаясь уже непривычным ощущением, что он может, не боясь боли, двигаться, и подошел к креслу, на котором, ни о ком не заботясь особо, храпел старик. Он с интересом разглядывал тщедушное тело старца, думая о том, как, должно быть, ему непросто было всю жизнь с таким откровенно хрупким телосложением. Несмотря на свободную куртку и брюки, было видно, насколько он тощий и маленький. Одни ладони, привычно утянутые в перчатки, чего стоили. Мужчина с такими руками не то что меч не удержит — даже лук натянуть не сможет. Поймав себя на мысли, что ему весьма интересно посмотреть на лицо своего спасителя, Рэйн осторожно протянул руку и взялся за край повязки так, чтобы не потревожить сон старика. И когда уже собрался откинуть ее с лица, на его запястье сомкнулась крошечная, но очень сильная ладонь, и в тот же миг он встретился с прищуром необыкновенных аквамариновых глаз.

— Что, интересно? — нахально поинтересовался старик. — Это у вас так принято, что ли? То один рвется штаны с меня спустить, то теперь ты — повязку.

— Я… — неожиданно Рэйн почувствовал себя пристыженным. Странное ощущение, давно не испытываемое им, и достаточно неприятное, как выяснилось. — Да, интересно, — все же решил признаться он, не желая оправдываться.

— Жирно будет, — небрежно отведя его руку от своего лица, пробормотал старик, легко поднимаясь с кресла и стягивая перчатку с руки, чтобы так же небрежно коснуться предплечья Рэйна. И в тот же миг аланит болезненно скривился. — Хорош, а то шустрый больно стал. Обезболивать буду только ночью — и то только пока не закрою все язвы, понял?

— Как вы это сделали?

— Сделал что? — взгромоздив уже пустой таз на рабочий стол Рэйна, спросил старик.

— Мне говорили, что процесс необратим.

— А, это, — отмахнулся целитель, — необратим, конечно, чем его обращать-то при нынешнем уровне медицины? Коровьими лепешками, что ли? Мир растерял знания Эйлирии, — тяжело вздохнул старик, — мир убил последних, кто их хранил, решив, что сильным мира сего хватит магии, а остальным — и подорожника. Но, — посмотрел он на Рэйна так остро, что мужчина невольно оробел, — порой и магия умирает в еще живом теле.

В комнате возникла неловкая пауза, когда целитель заговорил вновь.

— Я спать хочу, — как всегда, его желания были озвучены весьма прямолинейно. — Твой подчиненный хорошо готовит, не ожидал. Правда, скажи ему впредь класть поменьше сонной травы — она горчит, а спать я хочу и без нее. Только продукты переводит.

— Это приготовил кто-то из моих ребят? — брезгливо скривившись, поинтересовался Рэйн.

— Ну да, — покивал дед, — я ночью ему с бессонницей подсобил, сегодня он мне таз островной лапши притаранил, — хохотнул дед. — Скажи ему… А… — отмахнулся вдруг, — лучше не надо, пусть думает, что подействовало. Готовит он вкусно и старался от души, видать, так пусть продолжает, я не против.

— Не против, если он будет продолжать вас травить сонной травой? — скептически усмехнулся Рэйн.

Старик безразлично пожал плечами и посмотрел в окно.

— Сейчас позднее утро, я буду спать около трех часов, потом ты дашь мне денег и выделишь людей, чтобы сходили со мной на рынок. Сам никуда не уезжай, будь тут еще хотя бы неделю.

Рэйн слушал целителя и в очередной раз ловил себя на мысли, что человек, стоящий перед ним, — совершенно ненормальный. Хорошо, он никогда не тяготел к насилию над более слабым как к акту самоутверждения. Но будь на его месте любой другой аланит, равный ему по положению, то давно бы приказал запороть старика в воспитательных целях.