Долгое падение - Дениз Майна

– Я пишу рассказы. Меня еще не публиковали, но…

Уотт сражен наповал.

– В самом деле?

Мануэль слегка застенчиво кивает:

– Угу.

Уотт усиленно моргает.

– Вы написали много рассказов?

Мануэль пожимает плечами.

– Девять.

– Девять!

Мануэль доволен такой реакцией.

– Да. Девять законченных рассказов. Отослал их. Скоро начну роман.

Мануэль все время лжет, но насчет этого говорит правду. Он никому раньше об этом не рассказывал, не считая своей сестры.

– Господи боже! Писатель? Просто изумительно!

Уотт впечатлен. Он не может вообразить, чтобы сидел и занимался таким делом или хотел бы им заняться.

– Я понятия не имел!

– Ну, я ведь еще ничего не опубликовал.

– Полагаю, в этой игре упорство – добродетель, не так ли?

Уотт вообще ничего не знает о писательских делах.

– Я совершенно уверен, что вас опубликуют. Совершенно уверен.

Мануэль пьет, испытывая к Уотту добрые чувства. Их обоих исключили оттуда, откуда не должны были исключать. Это их связывает. Стоя так близко друг от друга в полупустом общественном баре, они невольно чувствуют, что они вместе, что они близки. Уотт оделяет обоих сигаретами.

Сквозняк с улицы окатывает разом и Уотта, и Мануэля. Бармен вздрагивает и скользит за полку для бочек. Они поворачиваются и смотрят на дверь.

В комнату крадучись входит Шифти Томсон.

Серые слаксы Шифти с широкими штанинами опасно свисают с его костистых бедер. Его куртка – в кричащую голубую клетку, ботинки – коричнево-бежевые. Шифти всегда выглядит так, будто ходит в краденой одежде. Ему ничего не идет и не сидит на нем как следует.

Он глядит назад, на окна, выходящие на улицу, но движется прямиком к Уотту и Мануэлю. Ему не нужно на них глядеть. Он точно знает, где они стоят. Шифти работает на Дэнди Маккея, и Уотт внезапно осознает, что бармен позвонил в клуб «Гордон», чтобы сказать, что они здесь.

Уотт смотрит на бармена, который прячется за полкой и наблюдает. Странно. Уотт редко здесь пьет. Или бармену повезло, или их ищет для Дэнди весь город. Бармен не похож на человека, которому когда-либо везет.

Теперь Шифти Томсон стоит к ним почти вплотную. Он отводит глаза и трет нос.

– Дэнди грит, вы выпваете в клбе.

Шифти никогда не смотрит вам в глаза, когда говорит. У него скверное произношение, как будто сломаны все зубы или что-то не в порядке с челюстью, но это не так. Он выбирает слова, сливающиеся вместе, безвкусный раздражающий ритм, поэтому его следующее слово никогда не может предугадать тот, кто навостряет уши неподалеку. Обычно людям приходится просить его повторить только что сказанное, но Уотт и Мануэль оба его расслышали. Только они не знают, к кому он обращается.

– Можно один вопрос, Шифти: к кому из нас двоих ты адресуешься?

Шифти втягивает щеку внутрь.

– Манлю.

Он смотрит в потолок.

– Дэнди в «Грдоне». Вы длжны туда дти. Пронто[40].

Шифти внезапно подается прочь, отделяясь от тесно стоящей троицы, как кусок шкурки, счищенный с поставленного торчком банана. Три длинных шага – и он у двери. А потом он исчезает.

Мануэль неистово сосет сигарету, опрокидывает в рот свой виски, проглатывает и только тогда выпускает через ноздри длинную струйку дыма. И Уотт видит, что когда он выдыхает, его глаза бегают по сторонам, ища лазейку, ища выход.

– Вы идете?

Мануэль качает головой, но они оба знают, что ему придется пойти. Так велел Дэнди Маккей. Клуб «Гордон» всего в нескольких кварталах отсюда.

Уотт смотрит на бармена, и тот вздрагивает.

– Вы позвонили в «Гордон»?

Бармен пожимает плечами и шепчет:

– Нам сказали, что делать.

– Кто вам сказал?

– Слухами земля полнится. Всем сказали.

Уотт не может до конца в это поверить.

– Всем?

Бармен беспомощно пожимает плечами.

Уотту известно могущество Дэнди Маккея. Он знает, что у скользкого бармена не было выбора, но все равно испуган и выплескивает свой испуг.

– Тут воняет, – объявляет он, обращаясь ко всей комнате. – Пошли отсюда.

Он швыряет деньги на стойку. Шиллинги скатываются с нее, со звоном падая на металлический люк подвала, что заставляет стукача-бармена подпрыгнуть.

Они выходят, с силой захлопнув за собой дверь.

На улице их снова окатывает холод, они останавливаются, и Мануэль поднимает воротник пиджака. Он здорово влип. Уотт смотрит на него сверху вниз. Он знает, что Мануэль не невинен, но знает также, как плохо здорово влипнуть.

Уотт глядит через дорогу и видит, что дверь Торговой палаты открыта. Швейцар с позолоченными галунами останавливает такси для процветающей семейной пары. Муж помогает жене в норковом палантине сесть в такси, потом садится сам, дав швейцару чаевые. Тот наблюдает за отъезжающим такси, поправляя белые перчатки. Огни внутри Палаты теплые, чистые, протестантские. Они горят пятнадцать поколений.

Уотт гордится тем, что знает всевозможные классы общества в Глазго. Он легко вращается среди них. Все принимают его за своего – все, кроме гильдии торговцев. Те знают, что он не один из них. Особенно теперь, после дела Бернсайда и публичной огласки. Но Уотт убежден, что сможет с этим справиться. Сможет, потому что уверен: дорогу в Гильдию прокладывает не респектабельность и не умение не попадать в газеты. Дорогу туда прокладывают деньги. Ты можешь быть омыт кровью агнца, но настоящий очиститель душ – деньги, а он скоро получит много денег. Если б ему только удалось уладить это дело!

– Что от меня потребуется, чтобы получить револьвер?

– У меня есть один парень. Расправьтесь с ним, и я отдам вам револьвер.

– Но полицейские не захотят искать никого, кроме меня.

– В обмен на револьвер захотят, – говорит Мануэль. – Ублюдка зовут Чарльз Таллис. У него послужной список длиной в вашу руку.

Мануэль прищуривается, уголки его рта опускаются вниз. Уотт никогда не слышал о человеке по имени Таллис, но понимает, что Мануэль ненавидит его, хочет, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое. Он не желает садиться за это в тюрьму, Уотт понимает и это, но напрасно старается найти связь между револьвером, деньгами и расправой с человеком по имени Таллис с послужным списком длиной в его руку. Уильям Уотт хорошо умеет составлять долгосрочные планы. Даже там, где не увидеть ясных связей, он обычно представляет, какими они могут быть. Теперь он этого не представляет и фыркает, качая головой. Такое невероятно даже для того, кто хочет в такое поверить.