Таймер для обреченных - Михаил Нестеров

— Большой общественник... — хмуро обронил Джеб.

Кок объехал пробку на Малой Дмитровке через Настасьинский переулок. Перед поворотом на Тверскую остановил машину и кивнул в сторону Пушкинской площади.

— Тебе налево, Джеб. Двигай через подземку, там до «Одалиски» пара шагов. Там торгуют женскими шмотками, если ты не знал.

Возле стеклянных дверей магазина Блинкова встречал высокий человек лет тридцати, одетый в короткую коричневую дубленку. Они обменялись рукопожатиями. Флотский майор представился:

— Вадим.

Джеб не стал называть себя по имени. Он бросил на ходу:

— Потолкаюсь в магазине.

Черкасенко проводил его мрачным взглядом.

Войдя в помещение, Блинков расстегнул куртку. Магазин оказался небольшим, по типу двух смежных помещений. В дальнем, отгороженном желтой пограничной лентой на стойках, находилась касса, столик с журналами, на обложках которых красовалась новая прима российского телевидения Заворотнюк, рекламирующая товары «Одалиски». В глубине этой секции находились примерочные кабинки, к ним выстроилась очередь.

Джеб снял с полки кофточку и подозвал молоденькую продавщицу:

— Ваш размер? Мне нужен сорок четвертый.

— Да, мне она будет впору.

Не проморгать бы Ольгу, думал Блинков, не представляя, как она выглядит. Образ студентки второго курса вылетел из головы, в памяти остался лишь ее сильный хрипловатый голос.

В магазине громко звучала радиоверсия хита «Энигмы» «Реки убеждения». Музыка этой группы всегда действовала на Джеба магически, унося в неизведанные миры, рождая фантастические образы, перекликаясь с жизнью самого Джеба. Он из названий песен мог сложить повесть о себе: он стучал в «запрещенные двери», плыл по «рекам убеждения», почти всегда чувствовал себя «молчаливым воином». Он понимал «принципы страсти» — делай то, что ты чувствуешь, вот и все.

И следовал этому совету на протяжении многих лет.

Под эту музыку произошла удивительная вещь. Кто-то тронул Джеба за рукав, хрипловатый голос назвал его по имени. С языка парня едва не сорвалось банальное: «Ты ничуть не изменилась». Оказалось, он всегда хранил в памяти образ Ольги. Как в библиотеке: потерялась лишь карточка, а книга всегда была на полке.

— Вижу, твоя жена миниатюрная женщина, — Ольга указала глазами на кофточку в руках Блинкова.

— Вообще-то это для племянницы. — Он не мог избавиться от широкой улыбки. На протяжении последнего года ему были неведомы ощущения личной и полной свободы, и тому было много причин. И во время этой встречи он, забыв о задании, словно наверстывал упущенное.

Они укрылись от мороза в итальянском кафе на Тверской и засыпали друг друга вопросами:

— Живешь в Москве?

— Полтора года провел в Испании.

— Господи, Женя, что за тон! Ты словно воевал там! Ты ведь с третьего курса в армию ушел. Где служил-то?

— В разных местах. Учился в Севастополе и Таганроге, дослуживал в составе отряда боевых пловцов. Работал инструктором подводного плавания.

— Не знаю, поймешь ты мое состояние или нет. Я в Израиль перебралась. И — тоже за границу собираюсь. Мы фильм снимаем...

— Что?

— А ты как думал? Я уже пять лет в кинобизнесе. Часть съемок в Тунисе пару месяцев займут. Сейчас штудирую французский. Был в Африке?

— В ноябре прошлого года. Один мой товарищ там застрял...

— Тебя трудно удивить. В каких еще странах ты был?

— В Колумбии, на Мальдивах, в Кувейте, Египте.

— Путешествовал?.. — Ольга вопросительно поиграла черными бровями. — Вижу, не хочешь говорить на эту тему.

— Может быть, позже. На завтра надо кое-что оставить.

Ольга чертыхнулась.

— Как раз завтра-то и не получится. Понимаешь, я переиграла кое-что в своих планах. Знала бы, что встречу тебя... — Она развела руками. — Так что завтра я вылетаю самолетом в Тель-Авив.

— Какой фильм вы снимаете?

— Шпионский боевик.

— Нехило. Бери меня консультантом. Могу подкинуть пару идей.

— Ты опоздал. Нас уже консультирует одна дама. Раньше она в разведке работала. С нами в Тунис намыливается, аккредитацию получила. — Ольга на минуту задумалась, покручивая в руках чашку кофе. — Послушай, ты сейчас без работы?

— Можно и так сказать. У меня доля в испанском отеле. Деньги работают, я — нет. Ты спросила про работу или про трудоустройство?

— И да, и нет. Одну секунду, сейчас все объясню. Ты парень фактурный, просто загляденье.

Официантки глаз с тебя не сводят. Я так вообще тебя сожрать готова, — откровенно призналась она. — Ты вроде как неиспорченный продукт. Кто наш режиссер? Ей тридцать. Ни актерского, ни режиссерского образования не имеет. Самородок. Очень талантлива. Любит личности, типажи. В основном снимает друзей. Они у нее играют лучше признанных звезд. Потенциал нашей картины — парадоксальность языка художника.

— Даже так? — улыбнулся Джеб.

— А ты как думал? Чай, не церковно-приходскую школу окончила, а театральный институт. Знаешь, вот сейчас не жалею, что ты ушел из института. Я про неиспорченный продукт напоминаю. Прямо персик!

— Значит, ты завтра уезжаешь. Жаль...

— Поехали со мной? — Ольга снова тронула его за руку. — Поехали, ну? Это не очень дорого. — Она уподобилась зазывале на базаре и неосторожно громко, на все кафе, выкрикнула: — Всё полшекеля!

Хайфа, Израиль

Хайфа раскинулась на склоне горы. До завоевания крестоносцами, которые перебили всех жителей, Хайфа была маленькой деревушкой, где мирно уживались евреи и мусульмане. Возродилась она только в восемнадцатом веке при шейхе Эль Омаре, а затем стала немецкой колонией, европейским городом, чему способствовала еврейская иммиграция 20-х годов. Сейчас Хайфа — третий по величине город в Израиле, насчитывающий четверть миллиона жителей.

Эли Сайкс работал в порту начальником смены в пассажирском терминале. Как и в разведке ВВС, он имел офицерскую должность. Сайкс не жалел о прошлой работе, равно как и о прошлой жизни. Олимпийский девиз «Главное не победа, а участие», спущенный с подиума, был переделан для таких людей, как Сайкс; если он и претендовал на более высокие должности в управлении, то без особых амбиций.

В этом двухэтажном доме в районе Кармелия, в трехстах метрах от кладбища, прошло детство Эли. Окна его комнаты выходили во двор, граничащий с молодежным общежитием, походившим на серокаменную капеллу с черепичной крышей.

День для Сайкса начинался обычно. Он влезал в свои старые кроссовки, надевал черные очки, поворачивал кепи козырьком назад и бежал по извилистым улицам и бульварам, вдоль домов, просыпающихся в тени вечнозеленых деревьев и походивших с высоты на ульи. Каждый раз он выбирал новый маршрут, порой в направлении знаменитых Персидских садов, раскинувшихся на горе.