Я помню как всё начиналось - Айкор

плохо держать будет. Потому под рукой брусок для заточки ножей имей, периодически править будешь.

Да, такого я даже не подозревал.

— Как крепить брус будешь для выемки? У меня верстак без зажимов.

— С этим нет проблем. Дядька Степан тиски во дворе на постаменте забетонировал. В них и брусок закреплю.

— Добро. Только когда крепить будешь, между своим изделием и губками тисков, фанерку подложи, а не то отпечатаются они на твоей колыбельки. Некрасиво будет. Поверь, девочка твоя не обрадуется.

— Какая девочка?

— Да не уж-то ты себе игрушку мастеришь?

И хитро так подмигивает, широко улыбаясь. Ах дед. Ничего не выспрашивает, просто констатирует факт.

— А что есть для кого?

— Да старухи тут на лавочке судачат. Мол пока бабы рядятся чьей девке поперёд начинать знакомиться да, когда и как. И чтоб девка их понимала, для чего. Рано говорят ещё. Разумения не хватает. Ни у тебя, ни у них. А тут одна лапку то и наложила. Да отец её приходил к вам сговариваться. И всё там ладком сложилось.

Я сначала опешил от такого заявления. Это по селу слух пошёл, что родичи уже сговорились о нашей свадьбе. Вот сарафанное радио. А нечего было у всей молодёжи на виду под ручку вышагивать. Да ещё Аленка, когда уходила, специально для девчонок громко сказала про следующую встречу. Понимай свидание. Вот же ушлый народ.

А чего я собственно расстраиваюсь? Да пусть тешатся. Языки без костей. Я улыбнулся, а потом и засмеялся.

— Ой не могу! Сговариваться говоришь приходил? Да он просто потерял её. А девчонки показали, куда пошла. Ой деревня.

— Не деревня, а село, понимать надо. Не скажи тут кому, что деревенские они, обидятся.

— Да мне всё едино. Я же городской. Пусть тут сватают кого хотят и за кого хотят. Я же уеду. Может только следующим летом появлюсь.

— Вот это им и нравится.

— Почему это может нравиться?

— Так девку, которую сосватают, ты же потом в город увезёшь. И им хорошо и ей в городе лучше будет. Твои родители с этого села. Про то всем известно. Вот и хотят пристроить.

С этой стороны я этот вопрос не рассматривал. Да не помню, чтоб ко мне здесь кто подкатывал. Я, вроде как, после 8 класса и появляться перестал. Похоже в той моей жизни, это как-то мимо меня прошло. Или возможно всё изменилось. Ведь я совсем другой сейчас. Вести себя собираюсь по-другому и добиваться совсем другого. Точно, всё меняется. Прабабушки на свадьбе тогда не было, а сейчас есть. И что делать?

— Эй! Валёк! Чего замер? Спужался что ли?

— Да нет, деда. Вот думаю, чем потом обработать свою поделку.

— Так олифой дереву в самый раз будет.

— Олифа сохнет долго. Мне бы что побыстрее.

— Побыстрее говоришь. Быстрее это не значит хорошо. Ну да ладно, не на века делаешь. Есть у меня там нитролак. Отолью тебе в баночку. Ещё что?

— Да вроде всё.

— Тогда подай мне мою ногу и пойдём.

Прицепив деревяшку к культе, Иван Корнеевич отвёл меня в свой сарай и набрав необходимое я отправился домой.

Как-то известием о матримониальных планах в мою сторону, меня немного пришибли. Всё я посмеивался над этими порядками, а как самого коснулось, так и невесело стало. В воспоминаниях о взрослой жизни, я женился только в 33 года. Думал и здесь мне тоже светит.

Блин. А чего я зациклился? Мне всего 6 лет. Какие там матримониальные планы. Я же собрался перевернуть свою жизнь. Собрался прожить её по-другому. Как там Андрей Миронов пел в фильме:

О, наслажденье, скользить по краю,

Замрите, ангелы, смотрите: я играю,

Настроение сразу пошло вверх.

— Что же? Вы хочете игр? Их есть у меня!

— Чего там у тебя есть?

Я что это вслух сказал? Упс. Я уже вошёл в свой двор и передо мной бабушка.

— Вот бесёнок. С утра уже умотал куда-то. И гамуза какого-то притащил.

— Этот гамуз, всем гамузам гамуз. Бабушка, я очень сильно тебя люблю.

— Любит он. Давай руки мой да за стол. Уже все позавтракали, один ты остался.

Тут уже деваться некуда.

После завтрака я занялся трудовым творчеством. По началу получалось тяжело. Как работать инструментом я знал и вроде как умел. Только вот руки эти не особо приспособлены были. Выходит, мне ещё тело развивать надо. Этот момент я пока упустил.

Но вот я стал приноравливаться и дело пошло веселее. Увлёкшись я не заметил, как стал лучше ощущать дерево. Направления его волокон, места напряжений. Брусок стал послушен, как пластилин в руках скульптора. Это действо меня захватило, и я перестал замечать окружение.

Очнулся, когда в моих руках оказалась достаточно изящная конструкция. Стенки были весьма тонкими. Торцевые были длиннее, полукруглыми внизу и с отверстиями в виде сердечек. Всё достаточно просто, но при этом было что-то завораживающее. Не сразу заметил. Оказалось, волокна дерева очень плавно переходили друг в друга не имея обрывов. Все края были скруглёнными, а поверхность совершенно гладкая. Э-э. Я же забыл наждачную бумагу приготовить, для удаления заусенцев и сколов. А тут ничего и не надо. Остался вопрос. Стоит ли это покрывать лаком? Ощущение, что это сделано не руками человека, а так выросло. Мдя. Рука непроизвольно почесала затылок.

— Что-то не так?

Я обернулся. Так как тиски стояли не далеко от качелей, то у меня, оказывается были зрители. На кресле сидела прабабушка и улыбалась, а на качелях была Людмила, но не качалась, а обняв трос, изумлённо уставилась на меня.

— Почему вы так решили?

— Ты остановился. Вот и показалось, что что-то не так.

— Да вот думаю, что дальше делать.

Людмила подскочила и выхватила колыбельку.

— Баб, ты только посмотри какие линии, да это…

— Я прекрасно видела, что это. Я ещё не слепая и видела, как это произрастало.

Тут уже не понял я.

— В смысле произрастало?

— А ты посмотри, сколько у тебя отходов и сравни размеры заготовки с размерами результата, — хитро улыбнулась баба Марья.

Я огляделся. Ну да, намусорил немного, так я уберусь. Постой немного. Действительно немного. Это только те стружки, что я получил в начале. Да и колыбелька получилась подлиннее бруска, вон и стенки повыше, чем могла позволить толщина бруска. Это как? Это же противоречит законам физики. Дерево не является пластичным материалом, когда срублено. Оно пластично пока живое, пока растёт. Вот о чём говорит прабабушка. Оно было живым в моих руках, оно росло. Нет, не росло. Его больше не стало. Оно просто было живым