Тринадцать шагов вниз - Рут Ренделл

Услышав, что по вашей книге поставлен сериал, я была тронута. Она действительно услышала об этом от мальчика в интернет-кафе. Начинать письмо со лжи не стоит. Мне захотелось возобновить старую дружбу. Не слишком ли прямолинейно? Пятьдесят лет — долгий перерыв. Мне захотелось написать вам. Придется сказать почему. Придется написать, что она хочет встретиться с ним. Гвендолин смяла уже пятое письмо и приуныла. Сначала нужно сосредоточиться, без ручки и бумаги, сформулировать все мысленно.

Серьезный молодой человек Дарел Джонс собирался переехать в отдельную квартиру в Докленде. Он переживал, как воспримут это родители. Дарел жил с ними во время учебы в университете, но теперь, в двадцать восемь лет, имея хорошо оплачиваемую работу, он понимал, что пора жить отдельно. Желая переехать до того, как ему исполнится тридцать, он готовился к этому — сам стирал себе и гладил, четыре раза в неделю ел вне дома, ходил к девушкам домой, а не приводил их к себе и в основном жил самостоятельно. Так он подчеркивал свою независимость, ведь мама с радостью делала бы все за него, принимала бы его девушек, старалась избавиться от двойных стандартов — когда в глубине души одобряешь выбор сына, но осуждаешь девушку за то, что та не хранит целомудрие. Как минимум два вечера в неделю Дарел проводил с родителями: гулял с ними, ходил в кино, вежливо общался с их друзьями и всегда благодарил мать за все, что она для него делала. А теперь он уезжал на другой конец Лондона.

Ни отец, ни мать не возражали, но когда мебель уже перевезли, а два чемодана вещей ждали, пока их перенесут в машину, Дарел увидел, как по маминой щеке ползет слеза.

— Ну, мама, — сказал он, — улыбнись. Я же не переезжаю в Австралию, как сын твоей подруги, как ее там.

— Я ничего не говорю, — сказала Шейла Джонс.

— Слезы говорят сами за себя.

— А что ты скажешь, когда он женится?

Муж передал ей платок, что проделывал как минимум раз в неделю на протяжении тридцати лет их брака.

— Надеюсь, он женится. Я полюблю его жену.

Дарел не был так уверен.

— Ну, — сказал он, — до этого еще далеко. Слушайте, приезжайте ко мне на ужин в субботу. Я как раз наведу порядок.

Шейла улыбнулась.

— Том и Хейзел хотели, чтобы мы все зашли к ним выпить на прощание. Я сказала, что мы сходим. Там будет Нерисса.

— Идите, — поразмыслив, сказал Дарел, — попрощайтесь за меня.

— Мы не пойдем без тебя, это бессмысленно, — возразила Шейла. — Кроме того, мы потерям несколько драгоценных часов, которые можем провести с тобой.

Если бы она не упомянула, что там будет эта модель, Дарел согласился бы. Нерисса Нэш — почему, интересно, она не взяла фамилию отца? — была очень красивой, и любой мужчина сразу обращал на это внимание. Даже его отец считал ее симпатичной. Но Дарел недолюбливал мир знаменитостей. Он знал о нем только из газет. А поскольку он предпочитал читать «Файнэншл Таймс», то знал об этом мире не слишком много. Тем не менее отголоски, доносившиеся до него, вызывали неприязнь: клубы, мода, звезды, публичность, дизайнеры и, конечно же, знаменитости. Те, кто принадлежал к этой «элите», казались невежественными, тупыми и примитивными. Такие люди жили пустой несчастной жизнью, с дурацкими отношениями, рушащимися браками, враждебно настроенными детьми и страхом перед старостью.

Нельзя быть таким высокомерным, убеждал себя Дарел. Но ему совершенно не хотелось продолжать знакомство с Нериссой Нэш, поэтому он только здоровался или махал ей рукой, если она была далеко.

Пока не позвонили в дверь, Микс даже не вспомнил, что пригласил Данилу. Он забыл купить дешевое вино, и теперь придется угощать ее хорошим «Мерло», которое собирался выпить сам в воскресенье. Весь вечер Микс провел в одиночестве, увлекшись третьей главой «Жертв Кристи».

«Мюриэль Эди, тридцати одного года от роду, жила в Путни и работала на радио «Ультра» в Парк-Роял. По непонятным полиции причинам Кристи тоже устроился работать туда. Они стали друзьями (ведь он умел располагать к себе людей) и несколько раз ходили вместе гулять, она со своим женихом, а Кристи — с женой.

Мюриэль Эди страдала хроническим ринитом, и Кристи обещал ее вылечить при помощи ингалятора собственного изобретения. Когда его жена уехала отдыхать с братом в Шеффилд, Кристи пригласил Мюриэль к себе, угостил чашкой чая и показал ей ингалятор. И хотя там действительно содержалось лекарство, к прибору подсоединялась трубка, из которой шел газ…»

На этом месте ему пришлось идти открывать дверь. Старуха Чосер не считала нужным устанавливать домофон или хотя бы отдельный звонок для его квартиры. И Миксу приходилось преодолевать все пятьдесят две ступеньки, спускаясь к двери, а затем снова подниматься наверх. Мисс Чосер никогда не открывала на звонки, разве что ждала гостей, но по вечерам это бывало редко, так что Микс знал наверняка: она не откроет Даниле. Впрочем, о том, что это Данила, он вспомнил, только шагнув на плиточные ступеньки.

Позвонили еще два раза, прежде чем Микс добрался до двери. Мог и не волноваться из-за вина, поскольку Данила принесла две бутылки — рислинг и джин. Это должно было понравиться Миксу, но не понравилось. Он считал, что женщины не должны покупать угощение, по крайней мере, уважающие себя женщины. За все должен платить мужчина. Шевелюра Данилы была пышнее, чем обычно, — забавно, подумал он, такая прическа делает ее лицо крошечным. Следующим своим шагом Данила испортила все еще больше. Поставив бутылки на стол, она обвила руками шею Микса и поцеловала его.

— Я так рада тебя видеть. Так ждала этой встречи.

Он ничего не ответил и жестом пригласил ее подняться. У дверей спальни мисс Чосер сидел Отто и умывался.

— Ой, какая киса! — воскликнула Данила, отчего Отто вскочил на ноги и выгнул спину. — Это твоя? Какая прелесть. — Она протянула руку к голове Отто, и напрасно. Тот отскочил, зашипел на нее и побежал вверх по ступенькам. — О, я напугала ее!

— Пойдем, — сказал Микс.

Когда они подошли к его двери, Данила спросила, почему так темно. Микс ответил, что это из-за грязных окон, но злость сменилась легким раздражением, когда Данила пришла в полный восторг от его квартиры. Она обошла гостиную, миновала портрет Нериссы, покосившись на нее и на Микса, но все остальное ей понравилось. О, какие шторки! О, кресла, мебель, люстра! Какой шикарный телевизор! Прекрасная статуэтка девушки. Кто это?

— Какая-то богиня. В магазине сказали, что Психея, — ответил Микс, наливая им джин с тоником и кладя лед из морозилки. Лимонов у него не было. — Значит, тебе нравится у меня?

— Шикарно. Представляю, что ты подумал о моей жалкой квартирке!

— Ну, этого нелегко добиться.

— Это уж точно. Но почему ты читаешь об этих ужасных убийцах, когда у тебя такая классная квартира? — Данила взяла книгу, которую он оставил на подлокотнике обтянутого серым шелком кресла. — Фу, кошмар. «Она ничего не осознавала, пока он душил ее, а затем насиловал», — прочитала она вслух.