Три гинеи - Вирджиния Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давайте тогда начнем смотреть на вещи с другой стороны — с внешней. Нельзя забывать о том, что снаружи и изнутри они могут выглядеть совершенно по-разному. В нашем распоряжении, например, имеется мост через Темзу — замечательная позиция для стороннего наблюдения. Внизу течет река, проплывают баржи, до предела загруженные древесиной или зерном, по одну сторону — купола и шпили города, по другую — Вестминстерское аббатство и здание Парламента. В этом месте можно часами предаваться мечтаниям, но в другой раз. Сейчас нас поджимает время и нужно еще раз взвесить все факты; еще раз сосредоточить свой взгляд на шествии сыновей образованных мужчин.
Вон идут они, наши братья, получившие образование в лучших школах и университетах, шагают по карьерным лестницам, открывают и закрывают двери, поднимаются на кафедры, проповедуют, учат, вершат правосудие, лечат, заключают сделки и зарабатывают себе на жизнь. И это словно за торжеством наблюдать — будто вереница роскошных караванов пересекает пустыню. Прадеды, деды, отцы и дяди — все они прошли этот путь: одни — в мантиях и париках, другие — с лентами и орденами на груди или без них. Кто-то был священником, а кто-то судьей, адмиралом, генералом, профессором, врачом. А кто-то отделился от шествия с караваном и, судя по последним слухам, был назван бездельником в Тасмании[134] или замечен чуть беднее одетым на Чаринг-Кросс[135] за продажей газет. Однако большинство из них остались-таки в строю, следуя правилам, и не мытьем, так катаньем сделали все возможное для обеспечения говядиной, бараниной и образованием Артура[136] родового гнезда, расположенного примерно в Вест-Энде, и его обитателей. Наблюдение из окна за этой процессией всегда было, как вы помните, торжественным действием для нас, невольно заставлявшим задавать себе определенные вопросы. Но сейчас, по прошествии примерно двадцати лет, это не только вид для нас, не просто фотография или фреска, высеченная на стене истории, на которую можно любоваться, испытывая эстетический восторг. Теперь мы и сами плетемся в хвосте сего шествия. И это большая разница. У нас — тех, кто прежде лишь читал о пышных процессиях и сквозь занавески на окнах видел, как образованные мужчины выходят из дома около половины десятого утра, направляются в сторону офиса и возвращаются назад около семи, — более нет нужды принимать в этом исключительно пассивное участие. Теперь мы также можем выходить из дома, подниматься по лестницам, входя в те или иные двери, носить мантии и парики, зарабатывать деньги, вершить правосудие. Подумать только! Теперь и мы можем надевать судейский парик, меховую накидку, сидеть под львом и единорогом[137], получать годовое жалованье в 500 фунтов и иметь пенсионное пособие. Мы — те, кто довольствуется сейчас хотя бы малым, — возможно, через одно-два столетия уже будем, стоя на кафедре, читать собственную проповедь. И никто тогда не посмеет нам возразить; мы сами станем представителями божественного духа — его священной мысли, не так ли? Кто может быть уверен в том, что через некоторые время мы не наденем на себя военную форму с золотыми подвесками и эмблемой с мечами на груди и не нацепим нечто наподобие старомодного ведерка для угля на голову, хоть тот почтенный предмет никогда и не украшали пучком белоснежных конских волос. Вам смешно, а из окон частного дома эти наряды действительно казались немного странными. Нам же приходилось занашивать свою одежду до дыр, как велел апостол Павел. Но мы собрались не смеяться или обсуждать моду — мужскую и женскую. Здесь, на мосту, нам необходимо задать себе некоторые очень важные вопросы. А времени для поиска ответов на них — в обрез. Вопросы касаются той процессии вдалеке и являются настолько важными, что ответы на них могут раз и навсегда изменить жизнь каждого мужчины и женщины. Мы обязаны спросить себя здесь и сейчас, хотим ли мы присоединяться к этой процессии или нет. И если да, то на каких условиях? А самое главное: куда же ведет нас парад образованных мужчин? Это не займет много времени; может, затянется лет на пять-десять или же всего несколько месяцев, но ответить на вопросы просто необходимо. Они настолько важны, что если бы все дочери образованных мужчин с утра до ночи не занимались ничем, кроме как наблюдали из окон за процессией, если бы только и анализировали, думали и читали о ней, сводя свои догадки и наблюдения в единое целое, то их времени все равно бы не нашлось лучшего применения. Вы, однако, возразите, указывая на отсутствие времени для каких-либо размышлений. «У вас теперь собственные битвы, — скажете вы, — ренты, которые надо оплачивать и ярмарки, которые нужно организовывать». Отговорки здесь не помогут, мадам. По своему опыту и имеющимся фактам вы наверняка знаете, что дочери образованных мужчин всегда размышляли на голодный желудок — и вовсе не под светом зеленых настольных ламп, и не за партами своих отчужденных колледжей. Они вели свои размышления, пока размешивали в кастрюле суп и укачивали младенца в колыбели. Именно так они заработали право на свой новенький шестипенсовик. И, конечно, возникает вопрос: на что следует его потратить? Подумать нужно хорошенько. Давайте думать в офисах и омнибусах; пока стоим в толпе, наблюдая за Коронацией Монарха или Парадом Лорд-Мэра[138]; давайте думать, проходя мимо Кенотафа[139] на улице Уайтхолл; в галерее Палаты общин; в Доме Правосудия; давайте думать на крещениях, свадьбах и похоронах. Давайте никогда и ни за что