Другие лошади (сборник) - Александр Киров

– Зажги свет, а я задерну занавески.

Через минуту нарколог изящным движением достал из внутреннего кармана бутылочку с коньяком, отыскал глазами на столе пустой стакан, сполоснул его в рукомойнике, плеснул на донышко.

– Представление начинается.

Анатолий Валентинович отвесил поклон, и я, черт с ним, пару раз хлопнул в ладоши.

– Действие первое, акт первый.

Первый собеседник. А ты помнишь, что было после того спектакля?

Второй собеседник. Ага. Я затосковал.

Первый собеседник. Почему?

Второй собеседник. Ну, я подумал, что мы расстаемся с ней. Она, актриса эта, теперь уйдет из моей жизни навсегда. Опять провинция, бытовуха, заснеженный двор, спертый воздух комнат…

Первый собеседник. И про жену ты еще что-то подумал!

Второй собеседник. Да. И женщина, которой я в принципе-то не нужен, рядом. И я предался черной меланхолии. Убирал в шкаф реквизит, среди прочего – мундштук и длинные черные сигареты, которые она, актриса эта, вернее, ее персонаж, курила на сцене… Убирал и думал… Когда-нибудь, через много лет, я случайно наткнусь на мундштук, сигареты… Буду, например, уходить на пенсию – и наткнусь. И вспомню. И как загрущу!

Первый собеседник. Ты мундштук потом подарил актрисе примерно с такими же словами, – не унимался первый. – Не хотел ранить себя в будущем.

Второй собеседник. Подарил. Ей тоже было грустно, но она смеялась. Говорила, что расскажет внукам, если вспомнит, конечно.

Первый собеседник. Ну и чем все закончилось?

Второй собеседник. Мы с ней довольно долго не встречались, после того как премьеру отпраздновали. Потом выяснилось, что она беременна. Я решился… С женой мы развелись. Актрисе я сделал предложение. Тут оказалось, что я ей нисколечко не нужен. А жене нужен был. Или тоже нет… Короче, я остался один.

Первый собеседник. Тебе никто ничего не посоветовал вовремя. А какой совет ты бы сам себе дал?

Второй собеседник (чокаясь граненым стаканом со своим отражением в зеркале). Не возвращаться!..

Я несколько раз вяло хлопнул в ладоши. Меня не покидала мысль, что это не для меня, что этого я видеть не должен: это слишком интимно.

Анатолий Валентинович, нисколько не обескуражившись, продолжал лицедействовать:

– Действие первое, акт второй. Хотя он мог быть и первым… Даже нет. Это не спектакль, это уже кино. Киносценарий. Синопсис. Краткий пересказ. В общем, черт знает что.

Сразу хочу сказать, что Ленька, несмотря на связку «был», в конце концов, останется живой.

Ленька был отчаянным сорванцом. Он просыпал до полудня, не делал уроки и все время оставался на второй год. У него было очень много знакомых. Для них Ленька был непререкаемым авторитетом. Он все время говорил им, как нужно правильно делать то-то, то-то и то-то. И даже взрослым этот леноватый вундеркинд давал советы. Самое интересное, что в них Ленька каждый раз оказывался прав. У него были замечательные глазки с хитринкой. Причем хитринка эта светила чистым изумрудом в тех случаях, когда Ленька снимал очки (забыл сказать, что он был близорук). Ленька обожал кинематограф. Более всего любил комедии. Он мог смотреть их сутками напролет, забывая обо всем на свете. А его кармашки были полны фантиками. С ним самим постоянно происходили какие-то приключения. То он сражался с монстрами, то со своим другом, котом Сеней, убегал на край света, то убегал на край света без кота Сени – попадал в приемник-распределитель и, пристыженный, возвращался домой, к родителям.

Родителем его был я, родительницей – моя жена, которая обожала, когда я пересказывал ей Ленькины приключения, хотя, конечно же, знала их гораздо лучше меня и даже говорила порой, что именно произошло (я лишь придавал ее историям художественную форму). Ленька был как две капли воды похож на мою супругу, да и слава Богу, что не на меня. У Леньки была целая куча друзей. Заяц Егор, медведь Данила, мышата Кирилл и Мефодий. Они стояли на этажерке возле Ленькиной кроватки. Милые, плюшевые, добрые звери. Ленька любил пирожные, мороженое, а вот бублики – те просто-напросто ненавидел. Еще он ненавидел, когда я надолго уезжал из дому. Чтобы хоть как-то смягчить горе своего отъезда, я оставлял под его подушкой шоколадки или ириски, и когда он в слезах ложился спать, то каждый раз, находя посылочку, утирал слезы и начинал радостно хихикать. Ему было очень хорошо со мной. Он даже мечтал жить у меня в кармане (я выстроил бы ему там маленький домик), покуривать трубочку (ну не мое же злополучное курение подвигло его на эту выдумку?!), поглядывать на мир из окошка, а, если бы другие дети просили меня поиграть с ними, он показывал бы им из этого окошка язык или кулак.

Иногда, правда, этот замечательный ребенок закатывал самые настоящие истерики: из-за некупленных машинок и прочей дребедени. Тогда он кричал, вопил, плакал, старчески-горестно тряс головою, вырывал свою ручку из моей, забегал вперед меня шагов на десять – и прилюдно корчил мне рожи. Нижняя челюсть его при этом совершала растерянно-жуткие движения вперед и назад. Когда я засиживался за полночь в своем кабинете, Ленька деликатно, как взрослый, постучавшись, заглядывал туда и шепотом спрашивал, скоро ли я приду и расскажу сказку несчастному ребенку, про которого все забыли.

Я вспомнил о Леньке сегодня, в день нашей свадьбы с женой. Свадьбы, которую мы перестали отмечать, после того как развелись. О Леньке, который так и не родился, и даже не был зачат, и поэтому остался живой, несмотря на все глупости взрослых. Мне кажется, что этот великодушный ребенок будет моим вечным спутником и нет-нет, да и осветит озорным огонечком зеленых глаз серые будни своего так и не состоявшегося отца.

Вот и вы, если тоскливо, вспомните про какого-нибудь Леньку. А если не удосужились родить или хотя бы выдумать своих, думайте о моем…

Я похлопал в ладоши уже более оживленно. Мне стало интересно, ибо было что возразить.

– Да, понимаю. Раздвоение личности. Каждый из персонажей выражает какую-то сторону моей натуры. Не так уж это и сложно. А как вам сие, господин нарколог…

Я с торжествующим видом подошел к шкафу и распахнул дверь.

Анатолий Валентинович опешил:

– …ра номера…

Я взял со стола фонарик… Ленька же говорил про фонарик – ну какая он после этого выдумка? И мы шагнули в узкий темный ход. Странно, однако ход не уходил вниз. Наверное, кто-то закрыл люк, ведущий туда. И я сразу разглядел, что в тайнике имеется еще один коридор, насколько я начал угадывать во мраке, ведущий вверх.

– Слушайте, а может, не стоит, – протянул нарколог, от страха снова перешедший на «вы».

Но я неудержимо рвался вперед. Потому что знал, вернее, начал догадываться, куда приведет нас дорога. И с удовольствием комментировал то, что выплывало из мрака.

– Боковой ход вдоль стены. Лестница. Поднимаемся по ней. Узкий вход на второй этаж, в чердачное помещение. Головой не долбанитесь. Руку дать? Поехали дальше. Проходная. Всюду дверные ручки, но это, я думаю, шкафчики. Хозяин потрудился. Дальше… Дальше-дальше-дальше. Какая-то дверь. Сейчас оттуда выскочит монстр.