Страна смеха - Джонатан Кэрролл

– Это портрет моего мужа Джо. Надеюсь, вы не возражаете против портретов умерших. Если хотите, я сниму его.

Миссис Флетчер, руки в боки, разглядывала Джо с недобрым прищуром. Он напоминал Ларри из “Трех подсадных”[28]. Я красочно вообразил себе, как они тут жили-поживали.

– Здесь был его кабинет, видите, пока он был жив. Потому я и повесила тут его портрет. Вот его маленький телевизор, радио, письменный стол, где он заполнял полисы, писал письма...

Обведя рукой комнату, она продемонстрировала телевизор, радио, стол. На стенах висели дипломы, свидетельства, фотографии – Джо с огромной рыбиной, Джо с сыном на выпускном вечере, церемония приема в Клуб Лосей. У зеленой стены стоял низкий зеленый стеллаж, забитый номерами “Ридерс дайджест”, “Популярной механики”, “Бойз лайф”, также виднелось несколько книг. Одно из свидетельств на стене оказалось благодарностью за командование отрядом бойскаутов в 1961 году. Большую часть пола покрывал круглый красно-зеленый коврик, но Нагель, как только мы вошли, улегся у моих ног на темные голые половицы. Мы с ним уже стали закадычными друзьями. У окна стояло еще одно кресло-качалка вполне уютного вида. Я легко представлял себе, сколь безмерную удовлетворенность можно испытывать в такой комнате. Окно эркером выходило на идиллический, залитый солнцем огород перед крыльцом.

Кроме кабинета там было еще три комнаты. Спальня, белая, как альпийский глетчер, и благоухающая лавандой, гостиная с гигантской старой викторианской мебелью, которая почти не оставляла проходов и, вероятно, могла бы с течением времени ввергнуть меня в депрессию, а также кухня-столовая, где спокойно разместился бы съезд Демократической партии. И за все про все – тридцать пять долларов в неделю. А нет ли в галенской средней школе, подумалось мне, каких-нибудь вакансий для преподавателя английского языка и литературы. Переехать сюда с Саксони, подтвердить в миссурийском наробразе свой диплом педагога, днем преподавать в школе, а по вечерам вести изыскания и пописывать книгу, если с Анной в конце концов дело наладится... Нагель, положив голову на мой башмак, вернул меня на землю.

Я понял, что, грезя, неотрывно смотрю на стеллаж. И вдруг осознав, на что это гляжу, я молнией метнулся к полке, выставив жадные клешни.

– Саксони! Здесь “Анна на крыльях ночи”! – Я наспех пролистал книгу с конца. – Нет, ты только посмотри! Здесь на три главы больше, чем в твоем издании, Сакс!

Саксони тут же оказалась рядом и выхватила книгу у меня из рук.

– Ты прав, но я не могу понять... – Она обернулась к миссис Флетчер, однако старушка успела уйти. Мы посмотрели друг на друга, а потом я глянул в окно за плечом у Саксони. Совсем крохотная под желто-черной сенью раскачивающихся подсолнухов, наша новая хозяйка шла через огород, оглядываясь на окно. На нас.

Сев на высокую белую кровать, Саксони скинула туфли.

– Не возражаешь, если я первая прочту? Я быстро.

– Валяй. А я сначала в душ залезу.

Но душа не было. Была только семи– или восьмифутовая ванна с ножками в виде белых львиных лап, сжимающих шары. Хорошенько отмокнуть в теплой водичке я тоже не возражал – собственно, после всех сегодняшних событий это представлялось вполне заманчивым. Нашелся даже новенький кусок мыла “Айвори” в металлической мыльнице и пушистое фиолетовое полотенце, а на краю ванны висела мочалка.

Я намыливал голову, напевая песенку Ренди Ньюмена[29], когда вошла Саксони. С книгой в руке она молча села на белую плетеную корзину для белья.

– Что случилось, Сакс?

– Ничего. Просто мне что-то не захотелось читать. А думала, что хочется. Ты злишься на меня?

– Нет. То есть да. Да, наверное, я злился, там, раньше, но все вышло так удачно, что я больше не могу сердиться.

– Из-за того, что я проговорилась о твоем отце?

– Отчасти. Отчасти потому, а еще за то, что сказала о биографии Франса.

Она встала с корзины и, подойдя к раковине, посмотрелась в зеркало на аптечном шкафчике.

– Так я и думала. Ты волнуешься перед ужином у нее?

Слова звучали непривычно монотонно. Обычно ее голос зависел от настроения, и по тону было легко определить, что она чувствует. Но здесь, в ванной, она говорила, будто компьютер.

– Конечно, волнуюсь! Ты же понимаешь, если она, открыть кавычки, примет нас, закрыть кавычки, это уже полдела.

– Да, понимаю. А что ты думаешь о городке?

– Саксони, ради бога, что с тобой? Ну прямо “Ночь живых мертвецов”[30]! Ты что, засыпаешь на ходу? Словно не понимаешь, что вечером мы приглашены на ужин к Анне Франс, к той самой Анне Франс! – Я заметил, что сержусь и мой голос выдает это. В зеркале я поймал ее взгляд, и Саксони выдавила улыбку. Потом повернулась и посмотрела на меня, и я почувствовал себя глупо, сидя в ванне с задранными к подбородку коленями и с намыленной головой.

– Знаю. – Она не сводила с меня взгляда и еще раз повторила: – Знаю,– после чего отступила к корзине, взяла книгу и вышла.

– Что бы это, черт возьми, значило? – спросил я ванну. Мыло выскользнуло у меня из руки и плюхнулось в воду.

Я закончил мытье, еле понимая, что делаю, так как пытался понять, что происходит. Но когда наконец я прошлепал в спальню, Саксони была уже в полной боевой готовности, и я решил оставить ее в покое.

Мы хотели дойти до дома Франсов пешком. Миссис Флетчер сидела на веранде в кресле-качалке и лущила кукурузный початок. Нагель лежал рядом и бдительно охранял, но пока не грыз большую бело-розовую кость. Миссис Флетчер подробно рассказала нам, как пройти к Анне,– это оказалось примерно в шести кварталах. Спускаясь по ступенькам, я был уверен, что она следит за каждым нашим движением, но не обернулся проверить. Это было бы совсем уж нарочито, а мне не хотелось портить с ней отношения. Если мы решили задержаться в Галене, ее дом был слишком хорош и удобен (да и дешев), чтобы отказываться от него лишь потому, что хозяйка чудаковата и любопытна.