Битва за Клин - Василий Карасев

За произошедшем с тревогой наблюдал командир опорного пункта в Горюнах:

«3. По донесению разведки Шишкино горит, освещается ракетами, стрельба из автоматов, слышен шум моторов. На дороге Горюны – Шишкино выставлено боевое охранение в составе одного взвода.

Связь с Вами через Шишкино прервана, восстановить не представляется возможным.

[В] р-не отметка 231.5 находится б-н 23 мотомехбригады с танками. Считаю целесообразным снять 2‐ю роту с отметки 231.5 и ею усилить оборону Горюны. Жду Вашего решения» [164].

На следующий день батальону Б. Момышулы пришлось сражаться в окружении.

Среди событий этого дня остается отметить попытку наших войск взять Лысцово, атакуя с северного направления. Для этой операции 1075‐й стрелковый полк был усилен 6‐й ротой 1077‐го полка. Атака не удалась и наступающие были отброшены к западной окраине Амельфино, где заняли оборону[165]. Время этого события не указано и, возможно, атака проводилась одновременно с наступлением со стороны Шишкино.

В принципе в борьбе 2‐й танковой дивизии немцев и 316‐й стрелковой дивизии преимущество было изначально на стороне противника (в немецкой дивизии было около 14 тыс. человек списочного состава). Однако энергичные действия наших войск создали для него значительные затруднения, и конечный успех достался непросто. Итогом дня стала ликвидация советского плацдарма в районе Ченцы. Тем самым первоначальная цель немецкого наступления – овладение территорией высот восточнее Волоколамска – была достигнута.

Захватив ряд опорных пунктов на переднем крае, наши войска добились вклинения в немецкую позицию. Но в этот момент с нашей стороны последовал приказ о прекращении операции, столь же неожиданный, как и приказ о ее начале.

А. А. Лобачев вспоминает свой разговор с начальником Генерального штаба Б. М. Шапошниковым. Тот разыскивал К. К. Рокоссовского, но его в это время в штабе не оказалось. Далее последовал диалог:

«– Досадно. Так вот что, товарищ Лобачев. У вашего соседа справа (это была 30‐я армия) противник прорвал оборону и, очевидно, предпримет попытку окружить вашу армию. Понятно?

– Понятно, товарищ маршал.

– Передаю приказ Ставки Верховного Главнокомандования: отойти из района Теряевой Слободы.

– Позвольте, но ведь мы наступаем успешно?

– Хуже будет, если противник войдет клином в стык вашей и тридцатой армии. Выполняйте приказ. До свидания»[166].

Как следует из хода дальнейших событий, из Ставки вскоре последовали и дополнительные указания относительно соединений, задействованных в проведении контрудара. В результате было отдано несколько приказов, большинство которых начиналось словами: «Противник прорвал фронт 30‐й армии и вышел в район Завидова. Район Дорино, Курьяново, Сенцово занят частями 6 тд и 10 тд»[167]. И далее следовало указание либо о переброски соединения для парирования возникшей опасности, либо об отводе на те позиции, которые занимались до начала наступления.

Так, курсантский полк получил приказ: «Батальон из района Парфенково немедленно отвести в исходное положение и всеми силами полка оборонять прежний рубеж Харланиха, Утишево, Поповкино. Граница слева с 315 сд – прежняя»[168]. В качестве правого соседа была указана 17‐я кавалерийская дивизия. Но соседом ее назвать было проблематично, поскольку до ее нового рубежа обороны (Высоково, Степанцево, Свистуново) было более двух десятков километров.

126‐я стрелковая дивизия, получив аналогичный приказ, уже в 1.00 18 ноября начала отход и к 10.00 заняла оборону в тылу армии на рубеже: Чащ, Теряева Слобода (366‐й стрелковый полк), и Теряева Слобода, Новлянское, Кузяево (550‐й стрелковый полк). Второй эшелон (539‐й стрелковый полк) располагался на рубеже Кабыловка, Княгинино, Нагорное, иск. Высочково, по восточному берегу р. Локнаш до отметки 175.1. Во время отхода авиация противника бомбила наши войска, действуя большими группами самолетов (23–30 машин). Дивизия понесла потери[169].

И другие соединения, принимавшие участие в контрударе, были направлены для парирования угрозы, возникшей на севере.

17‐я кавалерийская дивизия получила задачу «занять и упорно оборонять рубеж: Бортницы, Овсянниково, Свистуново с задачей не допустить прорыва мотто-мех. частей пр‐ка к ю-в от этого рубежа. Дивизию спешить, глубже закопаться в землю. На дорогах устроить завалы и другие противотанковые препятствия»[170]. Справа, на рубеже Воловниково, Гологузово, Бортницы должна была занять оборону 24‐я кавалерийская дивизия[171]. Кроме того, распоряжением штаба фронта 16‐й армии была подчинена 25‐я танковая бригада. Ее командующий направил в район Некрасино, Крутцы, Васильково. Бригада должна была взаимодействовать с кавалеристами и быть готовой к контратакам в направлении Решетниково, Дорино или Сенцово[172].

Еще дальше на северо-восток предстояло уйти 58‐й танковой дивизии. Она получила приказ: «58 тд немедленно выйти из боя и форсированным маршем направить[cя] в район Решетниково с-з Клин с задачей не допустить проникновения пр‐ка в направлении Клин от этого района. Маршрут движения: Теряева Слобода, Клин, Решетниково»[173].

Удалось бы достичь чего‐то большего, если бы наступление было продолжено и на следующий день? Возможно. Ведь даже из скупых сведений документов противника видно, что оборона 106‐й пехотной дивизии немцев была серьезно потрясена. Но что могло случиться в дальнейшем, мы не знаем. Не исключено, что более значительный наш успех мог спровоцировать врага на организацию окружения ударной группировки. Это, конечно, замедлило бы дальнейшее немецкое наступление, но затем, после полного уничтожения наших резервов, его бы и облегчило. Пока же использование дополнительных сил для парирования контрудара было минимальным. Конечно, отвлечение двух рот саперов для закрытия бреши во фронте немецких войск было не тем результатом, к которому стремилось наше командование, проводя операцию.