В изгнании - Феликс Феликсович Юсупов

class="p1">Однажды мы посетили ансамбль Версаля. «Здесь нет ничего случайного, – пояснил мне Бони. – Так, кровать короля находится в центре креста, очертания которого лежат в основе общего плана дворца, на равном расстоянии от нее находятся Зал Мира и Зал Войны, словно две чаши весов, равновесие которых соблюдает государь. Над королевской спальней высокая крыша, поскольку никто в этом дворце не должен быть ближе к небу, чем монарх. Тем не менее, из почтения к Богу над всем ансамблем доминирует часовня, но король поместил ее сбоку, а не в середине дворца. Король правит единолично. Он государь с божественным правом. Людовик XIV властвует в центре своего дворца, который в свою очередь является центром королевства. Лестницы, ведущие к дворцу, также имеют символическое значение: поднимаясь к королевскому жилищу, они поднимаются к небу.» О садах Версаля Бони говорил, что они – «сады разума».

* * *

Люди без веры и закона, которые своими интригами и темными махинациями добились разложения русского общества и превратили его в руины, продолжали свое пагубное дело и в эмиграции. У них была двойная цель: посеять раздор в эмигрантской среде и создавать всевозможные скандальные ситуации, чтобы дискредитировать эмигрантов в глазах Запада.

В 1924 году два важных события внесли беспокойство в умы изгнанников. Первое из них – это манифест великого князя Кирилла, двоюродного брата царя, объявившего себя русским императором; второе – раскол, разделивший русскую церковь.

Прискорбная политическая деятельность великого князя Кирилла началась еще в России в 1917 году. Позиция, которую он счел возможным тогда занять, сурово осуждалась всеми русскими, оставшимися верными престолу, и произвела жалкое впечатление за границей. Великий князь тем не менее присвоил себе в 1922 году титул местоблюстителя русского трона, а в 1924 году – титул императора.

За исключением маленькой группки, поддержавшей его претензии, большинство русских изгнанников (начиная со вдовствующей императрицы и нашего бывшего генералиссимуса великого князя Николая) приняли их очень плохо и наотрез отказались признать великого князя Кирилла своим будущим государем.

Я узнал эту новость в Брюсселе. Генерал Врангель, у которого я в тот день завтракал, не скрывал своего возмущения. Он показал мне хранившийся у него документ, обнаруженный Белой армией в 1919 году в архивах одного русского города, спешно покинутого большевиками. Это была программа большевистской пропаганды в Европе, одним из первых пунктов которой как раз и было объявление великого князя Кирилла императором всея Руси.

Как только генерал Врангель узнал о намерениях великого князя, он немедленно послал ему копию этого документа, убеждая князя не играть на руку большевикам. Ответа он не получил.

После убийства последнего царя и его семьи отсутствие прямых наследников делало наследование трона большой проблемой. Те, кого интересует этот вопрос, найдут в примечании в конце этой книги три статьи из законодательного кодекса Российской империи, утвержденного императором Николаем I. Крупнейшие юристы до сих пор не достигли согласия в истолковании этих трех статей. Вопрос о законном наследовании русского трона остается из-за этого неясным. Лично я не придаю этому большого значения, ибо если монархия в нашей стране будет однажды восстановлена без смены династии, вероятно, будущего царя укажет Собор[1], выбрав из молодого поколения династии Романовых того, кого сочтет наиболее достойным носить корону предков.

Конфликт церковных иерархов, одни из которых хотели признать авторитет Московского патриарха, тогда как другие отказывались, также разделил эмиграцию на два противостоящих лагеря. Церковь, как и монархия, должна быть безупречна. Только такой ценой и та, и другая могут сохранить уважение и благотворное влияние. Изгнанники без родины – как дети без семьи. Для тех, кто имел веру, церковь могла ее заменить. Для большого числа этих несчастных дом Божий и иконы заменяли утраченный очаг; они спасались там и находили в молитве мир сердца и забвение страданий. Счастье, что их вера была достаточно крепка, чтобы их не оттолкнули от церкви явные разногласия ее иерархов.

* * *

Вскоре после нашего возвращения из Соединенных Штатов нам с несколькими друзьями пришла мысль объединиться и открыть ателье мод. Один русский художник, дававший уроки рисования, сдал нам часть своей квартиры – первый этаж на улице Облигадо. Места там было очень мало, и мы чуть ли не сидели друг на друге, особенно в часы занятий.

Дом получил название «Ирфе», по начальным буквам наших с Ириной имен. Ведущим модельером была русская дама, несколько эксцентричная особа. Ее модели мило смотрелись, но оказались совсем неудобными в ношении, и мы никак не могли сделать их популярными. Однако, в том же году должен был состояться бал в «Рице» с презентацией моделей крупных швейных домов. Почему бы не представить там и наши модели? Так мы и сделали, правда, не без трудностей. В последний момент обнаружилось, что платья, которые должны были надеть моя жена и некоторые из наших друзей, находятся все еще в ателье, где их лихорадочно дошивали. Мы приехали на бал с большим опозданием, но имели наибольший успех. Ободренные неожиданным успехом наших моделей, мы сразу же принялись искать менее тесное помещение. Один чех предложил мне комнаты на проспекте Виктора-Эммануила. Он сказал, что уже вел переговоры с кем-то другим, но окажет мне предпочтение при условии немедленной выплаты крупного задатка. Поскольку помещение мне понравилось, я внес требуемую сумму. Но, придя туда на следующий день, я обнаружил помещение запертым, а мой чех бесследно исчез. Я подал заявление в полицию, но напрасно: мошенник так и не был найден.

При более надежном посредничестве квартирного агентства мы нашли наконец на улице Дюфо, 19 помещение, которое нам подходило: это была большая квартира на втором этаже дома, где хватало места и для салонов, и для ателье. Мы быстро устроились там. Стены и панели в нашем салоне были выкрашены в светло-серый цвет; мебель красного дерева, обтянутая кретоном с цветами по серому тону. Занавеси из желтого шелка добавили света и веселья. Витрины, круглые столики, несколько старинных гравюр и безделушек избавляли от банального казенного вида. Почти весь персонал и рабочие были русскими. Мой шурин Никита и его жена участвовали в нашей команде, как и очаровательная пара – Михаил и Нонна Калашниковы. От нашего ателье никто не ожидал ничего особенного, но оно тем не менее имело успех. Не имея возможности справляться со всем самому, без помощи, я доверил Булю отвечать по телефону и записывать назначенные встречи, что он выполнял из рук вон плохо, вызывая многочисленную и невероятную путаницу.

Наступил день торжественного открытия нашего ателье. Мы разослали множество приглашений и арендовали