Талисман цесаревича - Сергей Юрьевич Ежов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поглядите — с ужасом и отвращением сказал мой секундант, конногвардейский корнет — он обоссался!
И правда, на штанах Бекетова проявилось тёмное пятно.
Я достал из кармана платок, обтёр клинок и коротко поклонился присутствующим:
— Господа, благодарю вас за участие. И позвольте вопрос: где находится ближайший храм?
— Совсем неподалёку. А зачем вам?
— Каким бы ни был Прокофий Бекетов при жизни, но это христианская душа. Полагаю необходимым заказать в божьем храме заупокойные молитвы по сему рабу божьему.
— Я лично провожу Вас, господин поручик. — склонил голову Павел Петрович — Я вижу Вы истинно благородный человек, свирепый в бою и кроткий после оного.
— Благодарю Вас, Ваше императорское высочество. А теперь ничто не мешает нам посетить Вице-президента Военной Коллегии.
— Да-да, именно это мы должны сделать. Господа!
Присутствующие офицеры отдали честь цесаревичу, и мы двинулись. По дороге прокурор раскланялся с Павлом Петровичем и ушел по своим делам, а мы двинулись дальше.
Потёмкин принял нас немедленно, чему я не удивился — с таким-то сопровождающим!
— Весьма рад видеть Вас, Ваше императорское высочество. Чем могу быть полезен? — сказал он, выходя из-за рабочего стола навстречу цесаревичу.
— Матушка пожаловала мне полк, в коем проходит службу сей офицер. Только что Юрий Сергеевич дуэлировал с поручиком Преображенского полка Прокофием Бекетовым и убил его. Я, будучи свидетелем события, со своей стороны признал повод для дуэли весьма существенным. То же мнение высказал и сопровождавший меня прокурор Санкт-Петербурга. Также отмечу, что Юрий Сергеевич дуэли не хотел, но был вынужден защищать свою честь дворянина.
— Дуэли запрещены, Ваше императорское высочество, но коль скоро Вы признали повод достойным, то и быть посему. Что касается поручика, я хотел его видеть, чтобы он дал пояснения к своим изобретениям. — Потёмкин кивнул на стол, стоящий у окна — Узнаёшь свои творения?
— Так точно, Ваша светлость, узнаю!
— Покажи, как ими пользоваться
Отчего ж не показать? Показал, как завязывать мешок, как надевать его на спину или спереди — иногда нужно и так. Показал, как крепить к сидору палатку, скатку шинели, а для демонстрации снял с себя мундир и прицепил его на вещмешок. Потом пришел черёд плащ-палатки, и тоже всё оказалось понятно и просто, разве что установить палатку я и не пытался, чтобы не портить драгоценный наборный паркет.
— А ведь действительно полезные вещи. — задумчиво сказал Потёмкин — Стоимость копеечная, а пользы для простого солдата весьма немало. Решено. Дам указание, чтобы сии предметы признали обязательными элементами амуниции.
Он прошелся вокруг меня, разглядывая плащ-накидку:
— Откровенно говоря, совсем неказистая вещь. Ну да ладно: на парадах мы плащ-палатку применять не станем, а в поле и не такую халабуду на себя доводилось накручивать. Ну да ладно поручик, поди, посиди в приёмной, тут пойдут разговоры о высоком.
Я уже было направился к выходу, но Потёмкин меня окликнул:
— Постой, поручик!
Я принял строевую стойку.
— Ея императорское величество давеча похвалила тебя и поручила, в том случае, когда я признаю твои новины полезными, наградить тебя по моему усмотрению. Держи сей подарок и помни, кем он пожалован.
В руку мне легла золотая табакерка с вензелем императрицы. Я рассыпался в благодарностях и кланяясь вышел из кабинета в приёмную.
Спустя час цесаревич вышел, и, проходя мимо, рукою поманил за собой. Я пристроился рядом.
— Нынче мы сходим в храм господень, ты собирался заказать поминальную службу по убитому. Или передумал?
— Нисколько, Ваше императорское высочество! И я сердечно признателен Вам за помощь.
Мы двинулись по чисто выметенной улице, и цесаревич с любопытством повернулся ко мне
— Скажи, поручик, какую должность ты бы желал получить в моём полку?
— Позволите говорить откровенно, Ваше императорское высочество?
— Позволяю. Более того, наедине разрешаю обращаться запросто, по имени-отчеству.
— В таком случае, Павел Петрович, мой ответ будет таков: должность субалтерн-офицера меня бы вполне устроила. Пока. Но если смотреть шире, то я бы хотел заняться вооружением полка. Я имею в виду совершенствование имеющихся образцов. Но с Вашего позволения, это предмет для серьёзного и вдумчивого разговора.
— Верно. Нужно посидеть и вдумчиво поговорить, имея на руках все необходимые сведения.
Церковь, куда привёл меня цесаревич, была небольшая, хотя вполне ухоженная. Оно и понятно: прихожане тут далеко не бедные. Из боковой двери навстречу нам вышел немолодой, тучный и одышливый священник в скромном чёрном облачении. Диабетик — решил я про себя. Мы подошли под благословление, после чего священник спросил нас тихим добрым голосом:
— С какой печалью пожаловали, дети мои?
— Такое дело, батюшка. — заговорил я — Не далее как два часа назад, в поединке я лишил жизни человека. Этот человек пытался лишить меня отцовского наследства, хотел лишить меня жизни, но его остановили. Сегодня этот человек снова возводил на меня невообразимую хулу. Пришлось убить его, хотя поверьте, я вовсе не желал чьей-либо смерти.
— Зачем же ты пришел сюда?
— Грех убийства слишком тяжёл, батюшка. В храме, где я привык молиться, я исповедаюсь своему батюшке и приму епитимью, но есть вещь, которую я бы хотел сделать здесь, в двух шагах от места происшествия: я хочу заказать поминальные службы о своём бывшем противнике. Какой бы он ни был, он всё же христианин.
— Достойное решение. А теперь давай помолимся об упокоении души… Как звали покойного?
— Прокофий Бекетов, поручик Преображенского полка.
— То всё тлен. Помолимся об упокоении души раба божьего Прокофия.
Откровенно говоря, никогда я не чувствовал никакой благости в храмах. Ни в православных, ни в католических, ни в самых разных сектантских. Бывал я в мечетях, в буддийском дацане, в синагоге… Всё одно и то же: кто-то истово верит, а другие на этой вере зарабатывают деньги. Впрочем, не собираюсь выносить никаких суждений, потому что не моё это.
Цесаревич молился вместе с нами, и в отличие от меня делал это искренне, от души. Он, насколько я его успел понять за короткое время, честный, умный, прекрасно по нынешним временам образованный молодой мужчина. То, что в нашем времени называлось интеллигентным, в лучшем смысле этого слова. Даже не верится, что к сорока годам (или когда Павел взойдёт на трон? Я не помню) он превратиться в подозрительного и злобного неврастеника. Хотя… Видывал я за свою долгую жизнь и более удивительные метаморфозы.
Прощаясь, я положил на ладонь священника золотой червонец из числа полученных от Екатерины. Поп не удивился сумме, видимо случаются тут и более щедрые жертвователи, лишь заметил:
— Может быть, отдашь эти деньги в храм, где ты прихожанин? Наверное, это небогатый дом божий.
— Обещаю в своём приходском храме сделать не меньшее пожертвование.
— Хорошо коли так. — кивнул священник и перекрестил нас с цесаревичем.
* * *
— Я хочу познакомить тебя со своей женой. — заявил Павел Петрович, когда мы вышли из церкви.
— Удобно ли это будет? — из вежливости поинтересовался я, но, как и ожидал, цесаревич проигнорировал мой слабый протест, и буквально потащил меня за собой, знакомить со своей супругой.
Что-то было изумительно детское в этом мужчине — вот так увлечься едва знакомым человеком способны только очень чистые душой люди. Что же, постараюсь не разочаровать его.
Комнаты семьи цесаревича оказались на втором этаже дальнего от нас крыла дворца, и мы двинулись туда по улице. В самом деле — не тащиться же сквозь весь дворец, хотя лично для меня это было бы крайне любопытно и познавательно.
В просторной, с немалым вкусом, причём без кричащей роскоши обставленной комнате нас встретила красивая молодая женщина. Павел Петрович приложился к её ручке и заговорил взглядом указывая на меня:
— Дорогая, помните я вчера рассказывал Вам, об отделении солдат городового полка, которые славно пели на марше, а потом не менее славно стреляли по мишеням?
— Прекрасно помню, мой милый. Я тогда даже сказала, что желала бы послушать столь занятный хор.
— Поручик Юрий Сергеевич Булгаков как раз является командиром того самого отделения и автором песен. Поручик, представляю тебе мою супругу, Наталью Алексеевну[22].
Я отдал поклон цесаревне и улыбнулся. Нельзя не улыбаться глядя на такой светлый и доброжелательный лик. Цесаревна мило улыбнулась в ответ:
— Надеюсь, Вы порадуете нас своим пением, поручик? Как там Павел Петрович вчера напевал целый вечер: «Взвейтесь