Карнакки - охотник за привидениями - Уильям Хоуп Ходжсон

Едва я закончил с делом, в комнате раздался насмешливый свист. По моему хребту пробежал нервный холодок, дотянувшийся через голову и до лба. Отвратительный звук наполнял комнату какой-то неожиданной гротескной пародией на человеческий свист, слишком огромной, чтобы принадлежать человеку — словно бы некое наделенное гаргантюанским размером чудовище насвистывало про себя. В самый последний миг, накладывая последнюю печать, я уже не сомневался в том, что наткнулся на один из тех редких и жутких случаев, когда Неимеющее души воспроизводит функции Наделенного душою. Схватив фонарь, я бросился к двери, оглянулся через плечо, прислушиваясь к ожидаемому появлению твари. Она явилась в тот самый миг, когда я положил руку на рукоятку — с визгом, полным невероятного гнева, пронзившим негромкое гудение свиста. Я вылетел наружу, хлопнул дверью и запер ее, а потом привалился к противоположной стене коридора с весьма забавным чувством, поскольку едва успел улизнуть… «Ибо несть ограды и не обрести ее святостию, внегда монстер имеет силу рещи чрез древо и камение» — так гласит Манускрипт Зигзанда, и доказательство сему я получил в деле о Кивающей двери. Нет защиты от этой разновидности чудовища, разве что на малое время, поскольку оно способно воспроизвести себя внутри самого защитного материала, которым вы можете воспользоваться или использовать его в собственных целях… и имеет власть явиться внутри пентакля, хотя и не сразу. Можно, конечно, произнести неведомую последнюю строку Обряда Саамаа; однако знание ее весьма сомнительно, а опасность чрезвычайна; и даже тогда она может защитить лишь на «пятерицу сердечных биений», как сказано у Зигзанда.

Изнутри комнаты доносился постоянный и чуть задумчивый свист; однако он вскоре стих, и воцарившаяся тишина показалась мне еще худшей, ибо она была полна скрытой угрозы.

Чуть погодя я запечатал дверь скрещенными волосами, торопливо прошел по длинному коридору и наконец отправился в постель.

Долгое время я пролежал без сна, но наконец все-таки сумел уснуть. Однако примерно в два часа ночи до слуха моего донесся гулкий свист, проникавший даже сквозь запертые двери. Звук был невероятно громким, он, казалось, пронизывал весь дом ощущением ужаса. Словно бы (подумалось мне тогда) некий чудовищный гигант веселится в безумном карнавале, начавшемся в конце дальнего коридора.

Я поднялся и сел на краю постели, не зная, следует ли сходить туда и взглянуть на печати, когда в мою дверь постучали и внутрь вошел Тассок, накинувший халат на пижаму.

— Я решил, что и вы тоже должны были проснуться, и поэтому пришел, чтобы поговорить, — начал он. — Не могу уснуть. Превосходно, не правда ли!

— Чрезвычайно! — сказал я, перебрасывая ему мою сигаретницу.

Тассок закурил, после чего мы просидели, наверное, час за разговором; и все это время из коридора до нас доносился этот немыслимый свист.

Наконец Тассок поднялся.

— Давайте возьмем оружие и посмотрим, что там делает это чудовище, — сказал он, поворачиваясь к двери.

— Нет! — воскликнул я. — Нет… Ради бога! Я не могу сказать вам ничего определенного, но не сомневаюсь в том, что место более опасное, чем сейчас эта комната, отыскать трудно.

— Так значит, это действительно привидение? — спросил он полным интереса голосом и без привычного веселья.

Конечно, я сказал ему, что не могу пока дать определенного ответа на этот вопрос, но надеюсь, что скоро положение дел прояснится. После этого я прочел ему небольшую лекцию по поводу Ложной рематериализации Одушевленной силы через Неодушевленно-инертную. Наконец он начал понимать ту конкретную опасность, которую может представлять комната, если она — действительно место явления привидения.

Примерно через час свист вдруг прекратился, и Тассок отправился спать. Я тоже улегся в постель и наконец отхватил некую толику сна.

Утром я отправился в комнату. Печати на двери оказались неповрежденными. Убедившись в этом, я вошел внутрь. Печати и волосы на окнах также никто не потревожил; однако седьмой волосок, протянутый поперек большого камина, оказался разорванным. Это заставило меня призадуматься. Я понимал, что мог в спешке слишком сильно натянуть его, так что он потом лопнул; однако волосок вполне могло разорвать и что-то еще. Тем не менее, человек, например, вряд ли смог бы просочиться между шестью оставшимися целыми волосками, просто потому, что не обратил бы на них внимания, проникнув в комнату через камин, а просто шагнул бы вперед, не подозревая о самом их существовании.

Сняв остальные волосы и печати, я заглянул в трубу. Наверху прямого дымохода виднелся клочок голубого неба. Широкий и чистый канал не позволял заподозрить существование тайного убежища или уголка. Тем не менее, я не мог довериться результатам столь поверхностного обследования и после завтрака влез в комбинезон и поднялся на самый верх дымохода и внимательно осмотрел его, однако ничего не нашел.

Потом я спустился и принялся обследовать всю комнату — пол, потолок и стены, разделив их на квадраты по шесть дюймов; простукав их молотком и обследовав щупом, я не обнаружил ничего аномального.

После этого я уделил три недели столь же тщательному исследованию всего замка, но ничего не нашел. Пришлось продолжить обследование уже с помощью микрофона, который я включил после того, как ночью опять начался свист. Дело в том, что если бы свист производился с помощью какого-либо механического устройства, подобный эксперимент показал бы мне его источник, если бы тот был укрыт в одной из стен. Согласитесь, что иногда мне приходится использовать и весьма современные методы.

Конечно же, я не думал, что кто-то из соперников Тассока мог встроить в стену механическое устройство; однако я считал возможным, что в давние времена в комнате могли поместить производящую свист штуковину, быть может, ради того, чтобы наделить комнату репутацией, способной избавить ее от любопытствующих. Понимаете, что я имею в виду? Конечно же, было возможно, что в таком случае некто, выведав секрет машинерии, мог сыграть дьявольскую шутку над Тассоком. Как я уже говорил, обследование стен с помощью микрофона позволило бы мне выяснить это; однако в замке не обнаружилось ничего подобного, и у меня практически не оставалось сомнений в том, что я имею дело с подлинным случаем так называемого наваждения.

И все это время каждую ночь замок, а иногда и большую часть каждой ночи, оглашал исходивший из комнаты нестерпимый свист. Казалось, что некий коварный разум, зная о предпринятых мною исследованиях, свистел и гудел в знак безумного и полного насмешки презрения. Скажу вам, что ощущение это было настолько же необычайно, насколько ужасно. Время от времени, разутый, ступая на цыпочках, я подходил к опечатанной двери (я всегда держал комнату под всеми возможными печатями). Я подходил к ней во все ночные часы, и часто свист внутри приобретал зловещую и жестокую нотку, словно бы наполовину одушевленный монстр видел меня сквозь закрытую дверь. И все то время визгливый, гнусавый свист наполнял собой коридор, и я казался себе одиноким и несчастным парнишкой, оказавшимся сопричастным одной из мистерий ада.