Люфт. Талая вода - Хелен Тодд

– Только не это. – Аннетт обернулась и демонстративно закатила глаза. Она неохотно отступила. Вечерняя влага холодным порывом ветра унесла остатки теплых прикосновений и окатила волной дождя.

Несмотря на непогоду, в мансарде было тепло. Утром солнце согрело через маленькое окошко деревянный пол. Ветер с силой забивал капли в узкие щели оконной рамы, и тонкие подтеки расплывались в небольшие лужи на подоконнике.

Сухие вещи приятно касались тела, и Ани, положив голову на изголовье кровати, наслаждалась шумом за окном. Роберт читал книгу.

Аннетт нравилось смотреть как Роб коротает вечера, наблюдать за неспешными движениями, слушать спокойное дыхание… Молчать. С ним было легко молчать. В этих немых сценах витали ощущения, эмоции. Порой ей казалось, что они позволяют прикоснуться к его душе, почувствовать перемены и «что-то», так волнующее ее сердце.

Иногда, чтобы стать ближе, достаточно помолчать.

* * *

Если бы Ани попросили рассказать о Роберте одним словом, то сейчас она с уверенностью выбрала бы «полярность». Полная противоположность действий. Утром он даже не поздоровался с ней. Просто принялся за работу, не обращая ни на что внимания. Словно ничего вокруг не существовало, кроме работы.

Хотелось спросить напрямую, что все это значит, но Ани не решилась. Ей не нужна была конкретика – это все могло испортить. Именно неопределенность чем-то успокаивала, давала понимание, что не стоит думать лишнего. Все так, как есть. Так, как должно быть. Сейчас она отнесет заказы…

На секунду показалось, что подвал изменился. Кто-то говорил на кухне. Незнакомые голоса обсуждали, но что? Разобрать слова не удалось. Яркое свечение испарилось, точно так же, как и мимолетное видение. Пустяки, скорее всего, она устала. Просто устала.

В феврале все так же рано темнело: пару часов назад снежные улицы отражали солнце, и вот вновь метель и темнота.

Аннетт постучала в дверь. Она стояла напротив особняка Нордманов, разглядывая облупившуюся краску на крыльце. Дерево пошло трещинами, стряхивая с себя масляное безобразие темно-коричневого цвета. На фоне красного кирпича пристройка выглядела нелепо и странно, словно ее поставили временно, на зиму, торопясь перед морозами. Неряшливость придавала ощущение, что хозяева уехали, оставив дом на произвол судьбы. Но это не так. Миссис Нордман редко выходила из дому. Ее не особо беспокоило то, что снаружи, ведь после зимы многое теряет привлекательный внешний вид.

Никто не открывал, и Аннетт постучала вновь – дверной звонок почему-то не работал. Ожидание томило, но ей не хотелось возвращаться домой, не отдав последний заказ. Ани тяжело вздохнула и собралась уходить, как дверь скрипнула и из-за нее показалась незнакомая женщина.

– Заказ, точно, ее заказ, – незнакомка хмурилась, пытаясь найти что-то в сумке. – Сколько я должна?

– Он оплачен заранее. Ничего.

– Простите, я первый раз здесь за… пять лет, многого не знаю, войдите, прошу, не стойте на пороге.

Женщина чем-то напоминала Эдварда: те же синие глаза, светлые волосы и при улыбке лишь одна ямочка на щеке. Вот только в ее внешности не было ничего приятного, скорее, она была отталкивающей. Небрежные движения, суета, раздраженность. Невооруженным взглядом ощущалась неприязнь и ненависть ко всему, что ее окружает.

Аннетт нехотя вошла. Холод и сырость остались за порогом. Внутри горячий воздух обдал щеки неприятным покалыванием – Нордманы не жалели дров. От незнакомки веяло тошнотворно-приторными парфюмами. Она засуетилась, наспех завязывая широкую шаль поверх бежевого пальто.

– Милочка, будь так любезна, задержись ненадолго, тебе заплатят, а заказ отнеси на кухню, – она прокашлялась. – Берта последнее время не выносит одиночества, а кухарка отпросилась на пару выходных… Мне пора бежать, поезд скоро прибудет на станцию, главное, не пропустить, не пропустить…

– Простите, но я не думаю, что смогу остаться надолго, – Ани не решалась отказать, все-таки она была знакома с миссис Нордман и иногда оставалась выпить чашку чаю.

– Войди в мое положение – старая карга совсем из ума выжила, она же меня не отпустит, а дела ждут, горят. – Женщина торопливо подкрасила губы и застегнулась. – Если нужна будет помощь, я владею типографией, возможно, пригожусь как-то.

Она засуетилась и достала из кошелька бумажку, а затем протянула.

– Здесь адрес, спроси Матильду Нордман, тебя проведут. – Она вложила записку в замерзшие руки Аннетт и крепко их сжала. – Не благодари, я не люблю быть должной. Да и чего не помочь такой миловидной девушке? Нам всегда нужны машинистки.

Аннетт не успела ничего сказать, как дверь резко захлопнулась. Все произошло настолько быстро, сумбурно, непонятно, что Ани лишь непонимающе оглянулась. Она растерянно осматривала прихожую и не могла решиться, что делать: оставить заказ здесь, на тумбочке, или все-таки отнести на кухню.

– Что, ушла вертихвостка? И двух дней не вытерпела… – Берта Нордман хрипло рассмеялась, показавшись из комнаты. – Чудные у вас яблочные пироги с корицей. Жаль, что у нее аллергия на корицу-то. Ты как нельзя вовремя. Проходи, проходи, чего застыла, что как чужая стоишь?

– Простите, я…

– Молчи, знаю я, что тебе неловко. Тебе всегда неловко, но разве не составишь мне компанию? Побуду хоть немного времени в обществе нормального человека, – миссис Нордман хмыкнула. – А то эти бедные родственницы уже вот где сидят. – Она схватилась за горло и зло ухмыльнулась. – Думала оттяпать кусок побольше, да прогадала. Мальчишку-то лишила наследства родителей, думала еще и мое заполучить, а фигушки. И не таких видали, и не таких…

Берта провела ее в просторную гостиную и села в широкое кресло. Неподалеку, потрескивая, горел камин. Все казалось теплым, домашним, уютным. В комнате не было ничего лишнего, но при этом детали придавали ей жизни: шерстяной платок на подушке дивана, светлый торшер, от которого шло мягкое желтое свечение, узорчатые обои, кружевные салфетки на журнальном столике.

– И чего стоишь, как неприкаянная? Поставь ты свою корзину, заказ оставь на столе и сядь, – Берта отчего-то по-доброму улыбнулась, с теплом наблюдая за Ани. – Да, давай, смущайся мне тут. Просто выполни просьбу. Это же не под венец идти, честное слово!

Миссис Нордман поправила очки, взглянула в карманное зеркало, после чего, хмурясь, поправила гребешок в седых волосах и посмотрела на гостью. Несмотря на преклонный возраст, она была красива. Даже сейчас, когда морщины покрыли лицо, а черты немного расплылись, сейчас, когда от светлых волос осталась лишь седина, Берта оставалась привлекательной женщиной. Закрытой, своенравной, видно, что с характером, но умной, что вполне компенсировало ее вспыльчивость и умение остро уколоть собеседника.

– Погреешься полчаса, ничего не случится. Ты в пекарне, пожалуй, уже полтора года, верно?

– Да.

Аннетт не сняла пальто – хотелось погреться.