Разведчик Петра Великого - Эдгар Крейс

– И вы были с ним дружны?

– Это действительно так, настоятель! Однажды мне довелось спасти жизнь генерала.

– Вот как! Что ж, неплохо, очень даже похвально! Полагаю, что ваше рвение в изучении французского языка будет учтено при принятии нашим королём окончательного решения. А теперь ждите ответ Его Величества. Брат Бастиан укажет вам вашу келью, где вам предстоит жить и молиться о благополучном разрешении вашего вопроса!

Только настоятель закончил свою речь, как монах-здоровяк молча направился к двери. Он с откровенным недоверием посмотрел на гостей и стал ждать, когда они выйдут в коридор. Николай и друзья разом потянулись за своими тяжёлыми котомками, но… хитрый старец поднял правую руку и скрипучим голосом произнёс:

– Ваши вещи вам в монастыре не понадобятся. По правилам нашего общежития у монахов не может быть личных вещей, кроме Библии и одежды. Вы можете идти. И не забывайте – теперь вы для всех лишь монахи-иезуиты, которые по доброй воле гостят в нашем ордене. Так что добро пожаловать в орден бенедиктинцев, принц! И вы, бояре-московиты! И кстати, а почему вы выбрали именно наш монастырь и Францию как конечную цель вашего побега?

Вопрос застиг друзей уже на пороге трапезной. Николай обернулся и, не задумываясь, ответил.

– Никакого секрета здесь нет, настоятель. У московского царя плохие отношения с османским султанатом, а французский король напротив – в хороших. А значит, скорой дружбы между царём Петром и королём Людовиком не будет. Это то, что нам нужно. В противном случае нас бы тут же выдали обратно царю для того, чтобы нас казнили. Мы надеемся, что этого никогда не случится, и нас не выдадут на растерзание. С остальной Европой у царя Петра более-менее неплохие отношения, поэтому у нас фактически и не было особого выбора, куда убегать. Да и Франция подальше от Московии, чем, например, Швеция. И к тому же я не знаю шведского языка.

– Имеющий надежду да уповает на волю Господа и милость короля! – туманно ответил наставник и небрежно махнул рукой брату Бастиану. – Отведи наших гостей в подготовленную для них келью.

Друзья в сопровождении помощника аббата пересекли двор, чтобы вскоре вновь войти в другое здание. Прошли по ряду узких коридоров и остановились у хорошо просмолённой крепкой, но достаточно узкой дубовой двери. Монах нашёл на большой связке нужный ему ключ и открыл дверь.

– Входите, – чуть ли не на инфразвуке пробасил он.

Николай посмотрел на безразличное лицо помощника настоятеля и вошёл в узкую келью. Следом вошли Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич. Друзья огляделись. Серые, неоштукатуренные каменные стены. Три узких кровати. Небольшой, грубо сколоченный столик с Библией, причём на греческом языке, и огарок толстой свечи. Но ни одного окна.

Пока ребята оглядывали обстановку, за их спинами бесшумно закрылась дверь кельи. Сухо лязгнул замок. Потом послышались неспешные шаги уходящего прочь монаха. Друзья с пониманием восприняли действия помощника наставника. Но всё-таки они представляли себе посещение монастыря, где родилось знаменитое шампанское, несколько иначе. Хотя чему быть, того, видимо, всё-таки не миновать.

– Ну вот мы и попались в ежовые лапы французских спецслужб в лице ордена бенедиктинцев! – усмехнулся Алексей Никифорович. – Может, всё-таки нам стоило из Реймса сразу ехать в Париж? Правда, там был некоторый риск. Нас могли бы принять за вражеских шпионов и отправить в Бастилию, а затем на виселицу!

– Вместо Парижа мы сами выбрали этот монастырь. Захотели своими глазами увидеть родину шампанского. Что ж, теперь мы имеем возможность не только на неё посмотреть, но и вдоволь здесь пожить! – усмехнулся Андрей Яковлевич.

Николай же никак не высказал своего недовольства. Он ещё раз оглядел келью и уселся на стоящую рядом с ним жёсткую лежанку. Посмотрел на подпирающих стену товарищей. Не спеша положил ногу на ногу и произнёс:

– Не будь я князь Бельский, если ответ от короля Франции мы получим не ранее чем выпадет первый снег, и дай Бог, если мы попадём в Париж к Рождеству! Так что времени получше разглядеть историческую постройку и пожить в ней у нас будет более чем достаточно!

– Ну и что мы в этой клетке, по-твоему, все два месяца будем безотлучно жить? – почти в один голос спросили его друзья.

– А что нам остаётся делать? Как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят! Придётся принять простые правила жизни братьев-бенедиктинцев: Ora et labora. То бишь: «Молись и работай»! Молиться будем за то, чтобы король дал нам «вольную» и чтобы по возможности поскорее убраться отсюда, а работать будем на благо монастыря и на благо нашего дела. Вангую, что уважаемый аббат нас из монастыря никуда не отпустит, пока не получит от своих лазутчиков депеши с разъяснениями: кто мы такие есть и не врём ли мы его преосвященству с три короба. А ещё ему необходимо непременное одобрение от Его Величества короля Франции! – рассмеялся Николай. – Так что, господа-товарищи, занимайте места согласно заранее купленным билетам и давайте уж отдыхать. Как-никак, а устали мы с вами за длинную дорогу вполне прилично! Сегодня помогли божьему человеку не погибнуть, так что на отдых имеем полное право.

– А аббат нам даже спасибо за своего монаха не сказал, – горестно вздохнул Андрей Яковлевич.

– А тебе оно надо – его спасибо? – усмехнулся бывший опер. – И к тому же аббат ещё не уверен в том, что мы спасли брата Пьера из добрых побуждений, а не из корыстных помыслов, дабы коварно проникнуть в орден! Может, мы шпионы, засланные злобным врагом короля?

– А кто мы, по-твоему, если не шпионы? – рассмеялся Алексей Никифорович. – Иль ты правда уже уверовал в искренность наших невинных помыслов?

– Да хорош вам ёрничать! Может, я и правда искренне хочу стать французским монахом! – сделал серьёзное лицо Николай, но тут же улыбнулся и продолжил: – Ладно, утро вечера мудренее, господа потенциальные подданные королевства Франции! Ложитесь спать, и чтобы к завтрашнему дню были готовы к трудовому подвигу во имя славного ордена бенедиктинцев!

Николай оказался прав в своих прогнозах. Шёл день за днём, неделя за неделей, но ничего не менялось в жизни друзей. Ежедневный обязательный подъём в четыре утра. После чего непременное чтение молитвы. Затем вместе со всеми обитателями немудрёный завтрак в общей трапезной и работа на обширных виноградниках аббатства. Необходимо было подготовить их к грядущей зиме. После чего перерыв на скромный обед и вновь чтение псалмов да работы, работы, работы. То на территории монастыря, то за его пределами на обширных виноградниках. По окончанию дня, когда уже не чуешь ни рук, ни ног, почти пустой ужин и вновь молебен. После чего наконец-то долгожданный отдых. Но в четыре утра подъём, и всё начинается сначала.

Работали друзья все вместе, под бдительным присмотром вечно сумрачного Бастиана. От него же получали «разнарядку» на работы, замечания и также все необходимые и не очень необходимые «ценные» указания. Аббата Изидора нигде не было видно. Возможно, что он вовсе отъехал из монастыря в королевскую столицу – Версаль, дабы посоветоваться с Луи насчёт своих гостей. Одно лишь радовало Николая и его товарищей в этой суматохе постоянных работ – это то, что ежедневно навещаемый друзьями брат Пьер уверенно шёл на поправку. В последние дни он уже стал понемногу выходить на общие работы и во время трапезы садился рядом со своими спасителями. Ещё через день Николай с друзьями отправились на работы не на виноградники, а в помощь к будущему прародителю шампанских вин. Пьеру каким-то образом удалось выпросить их себе в помощь у неумолимого Бастиана. Теперь на первую молитву в церковь Святого Судульфа келарь приводил своих новых друзей. Монах до сих пор принимал Николая и его товарищей за единоверцев-католиков – братьев-иезуитов, а им приходилось делать вид, что так оно и есть. Пьер был настолько набожен и погружён в работу на благо монастыря, что ничего вокруг себя не замечал. Это обстоятельство пока помогало друзьям выходить сухими из воды. Но вокруг них было множество других любопытных глаз. Как и обещал аббат Изидор, никто из не посвящённых в тайну монахов-иезуитов понятия не имел о том, кто на самом деле вместе с ними изо дня в день так усердно и не покладая рук работает. Но это совершенно не означало, что монахи доподлинно верят в сказанное аббатом. Братию буквально съедало жгучее любопытство, но внешне это выражалось лишь в коротких и острых взглядах.