Разведчик Петра Великого - Эдгар Крейс

– Я и мой помощник, брат Бастиан, сразу поняли, что вы трое не имеете никакого отношения к ордену иезуитов. Ворота для вас мы открыли исключительно ради спасения нашего брата Пьера, но никак не ради вас. Ночью мы вообще их открываем только в исключительных случаях. Вам повезло. Наш брат Пьер был как раз тем самым исключительным случаем. Вот только для меня до сих пор остаётся загадкой то обстоятельство, что за два месяца вашего путешествия по стольким странам на этот явно бросающийся в глаза факт никто не обратил должного внимания. Ведь на вашем пути за столь длительный срок должны были встречаться люди церкви, городская стража. Странно…

Аббат на какое-то время задумался, продолжая пытливо рассматривать гостей. Николай с товарищами имели вид нашкодивших школяров.

– Ладно, об этом я ещё поговорю с нашими людьми из тех мест, которые вы проезжали. А вот ваши друзья, принц Николя, кто будут?

– Позвольте вам представить моих товарищей и помощников! Это бояре Алексей Остафьев и Андрей Щелкалов. Мы старались во время путешествия не привлекать к себе излишнее внимание, ибо знали, что за нами обязательно будет выслана погоня царя Петра. Его пронырливые шпионы уже, должно быть, вовсю рыщут, чтобы нас найти и немедленно доставить в Москву на казнь! Мы вынуждены были быть очень осторожными, и нам сопутствовала удача, – не отводя своего взора от пытливого взгляда настоятеля, ответил Николай.

– Так, значит, вы все трое – московиты и теперь скрываетесь от вашего повелителя? – спросил хитрый старец, прищурив глаза, и заново внимательно оглядел своих гостей.

– Так оно и есть, настоятель Изидор, и вы действительно можете убедиться в правильности сказанного мною через ваших людей в Польше, Голландии, Австрии и Англии. Мы по воле московского царя полтора года ездили по разным странам Европы и поняли, что не сможем обратно вернуться в Москву. Мы видели, как живут люди в ваших странах и как – на Руси. Царь Пётр жесток и правит людьми и землями по злой воле своих эмоций, а не во имя справедливости и цивилизованного развития государства. Мы являемся противниками подобной формы правления. Нам ближе дух просвещения и свободы. Петровская Русь – это жестокая тюрьма народов, а мы хотим на свободу из этой тюрьмы! По возвращении к себе в Москву царь устроит кровавую резню. Он погубит жизни множества людей, у которых только одна вина – они не хотят терпеть тиранию кровавого диктатора и имеют желание повернуть жизнь людей на Руси к лучшему. Они желают поставить во главе государства более разумного царя, а не деспота-самодура! Мне бы не хотелось, чтобы история человечества поставила мой род Гедиминовичей и меня самого в один ряд с кровавым убийцей своего народа! Я и мои товарищи готовы жить и трудиться во имя процветания Франции, если вашему королю будет угодно принять наши услуги. Оттого просим орден бенедиктинцев взять нас под свою защиту и помочь нам в обустройстве наших судеб. Мы нижайше просим вашего содействия, уважаемый аббат, в ходатайстве перед королём Людовиком XIV о получении нами французского подданства!

– М-да, – многозначительно произнёс настоятель монастыря, выслушав незамысловатый рассказ беглецов.

Старец встал из-за стола и стал мелкими шажками прохаживаться взад-вперёд по трапезной, изредка бросая изучающие взгляды на гостей. Те безропотно сидели на грубо оструганной деревянной лавке с опущенными головами и покорно ждали решения своей участи. Чёрные костяные чётки изящной змейкой быстро ходили в руках вершителя судьбы беглых московитов. Аббат ещё раз покосился на притихшую троицу и наконец принял решение.

– Хорошо, я выслушал вашу просьбу, но оставлю за собой право перепроверить предоставленные вами сведения, которые вы мне изволили сейчас рассказать. До того момента, пока я не буду уверен в вашей искренности, вы останетесь здесь, за стенами монастыря. До принятия мною по вашему делу окончательного решения у вас не будет возможности покинуть пределы монастыря ни при каких обстоятельствах. Жить в монастыре будете исключительно по нашим внутренним правилам. Все службы и работы будут касаться вас в равной степени, как и всех остальных братьев нашего ордена. Единственное отличие – вы имеете право молиться отдельно, у себя в келье. И ещё…

Старец остановился напротив Николая и пристально заглянул ему в глаза. Бывший опер не смутился и не отвернулся от пытливого, пронизывающего насквозь взора.

– Я с вас троих возьму письменную клятву верности французской короне и прошение о принятия подданства Его Величества короля Франции. Я читал про литовских принцев Гедиминовичей, поэтому имею представление, о чём и о ком вы говорите, принц Николя. Мне будет необходимо время, дабы проверить вашу версию событий. Для меня не представляет большого труда снестись с нашими людьми в других землях! Вы согласны поклясться в том, что ваши слова правдивы, и собственноручно написать прошение?

– Я отвечаю перед Богом за всё сказанное мною! – не моргнув глазом, ответил атеист Николай. – Оттого клянусь, что не имел и мысли обманывать вас, а тем более Его Величество короля Франции. Я искренне желаю принести пользу французской короне! Если у вас есть такая возможность, можете сообщить об этом королю, и пусть он назначит мне и моим друзьям должное испытание на верность!

– Даже на поле боя во славу французского оружия?

– Я и мои друзья готовы биться с врагами Франции где угодно и как угодно. В том числе и на поле боя под пулями и ядрами неприятеля!

Настоятель монастыря внимательно прислушивался к словам гостя, анализировал: как он говорит, что говорит, манеру держаться. Он пытался понять, насколько искренен его собеседник. Аббат прищурил левый глаз и ответил:

– Вы сказали мне именно то, что я хотел от вас услышать, принц Николя, но это ещё не значит, что я вам до конца поверил.

Старец пару раз хлопнул в ладоши и тут же в трапезной оказался брат Бастиан с пером, чернилами и бумагой. Вслед за ним вошёл Винцент.

Молодому монаху досталась уборка стола. Настоятель сел на своё место, а Бастиан с пишущими принадлежностями встал позади него и стал терпеливо ожидать окончания уборки. Когда Винцент, смиренно поклонившись аббату, покинул трапезную, перед Николаем и его друзьями положили листы чистой бумаги и дали перья. Чернильница была одна на троих. Бывший опер посмотрел на настоятеля. Его лицо выражало умиротворение и спокойствие.

– Вы, принц Николя, можете писать на французском, ибо достаточно хорошо изъясняетесь на нашем языке, а ваши друзья пусть пишут на языке московитов. Так будет даже лучше и достовернее.

Через пятнадцать минут три листа с клятвами верности и прошения о подданстве были написаны. Настоятель взял в руки бумагу с прошением Николая и внимательно прочитал. Закончив чтение, он посмотрел на него и впервые скупо, но улыбнулся.

– Ну что же, принц Николя, текст вашего прошения я прочитал. Пишете вы на французском так же неплохо, как и говорите. Где вы успели вдали от Франции так хорошо изучить наш язык?

– Одним из моих учителей был ближайший помощник и советник царя Петра I генерал Франц Лефорт, уроженец Женевы, – тут же ответил бывший опер.