Жасминовые сестры - Корина Боманн

Когда утром я проснулась, в руке у меня все еще была веточка жасмина. Больше всего мне хотелось побежать к матери и спросить, какое решение принял отец. Но мы ведь не были обычной семьей, и, таким образом, мне не оставалось ничего иного, как ждать, пока она придет ко мне.

Я надела простой аозай в знак своего раскаяния и пошла вниз, в кухню.

Место, где спала Тхань, было пустым. Страх острыми когтями вонзился в мой желудок. Неужели мои родители на рассвете прогнали ее?

— Тхань наверху, у хозяйки, — проворчала Ли, заметив мой взгляд. — Лучше садись на свое место. После вчерашнего непослушания ты больше не должна позволять себе никаких вольностей.

Я села за кухонный стол. Проходили томительные минуты. Наблюдая за тем, как повариха разжигает огонь, я все время прислушивалась к тому, что делается в коридоре. Когда там раздался звук чьих-то шагов, я нервно повернулась, однако это была лишь одна из девочек-служанок.

Покажется ли Тхань здесь еще хотя бы раз, если ее прогонят? И что потом будет с ней? Я видела, в какой ужас пришла моя мать при упоминании о продавщице девственниц, но достаточно ли этого, чтобы уговорить моего отца?

— А вот и она, — в конце концов проворчала Ли, когда я начала считать годовые кольца на досках стола. — Теперь можешь спросить ее.

Я подняла взгляд. Улыбка Тхань ответила на мой вопрос, прежде чем я его задала.

— Значит, тебе разрешили остаться? — спросила я, когда мы крепко обнялись.

Тхань поспешно кивнула:

— Да, помощницей в кухне.

Я взглянула на Ли. Та безучастно смотрела на огонь, но я предполагала, что мои родители расспросили и ее о работе. Мне очень хотелось поблагодарить кухарку, однако в этот момент она подозвала Тхань к себе:

— Если ты хочешь помогать мне, то сразу же берись за работу, пока госпожа не передумала.

Таким образом Тхань, хоть и не стала моей сестрой, все же осталась в нашем доме, пусть даже в качестве служанки. Она помогала Ли выполнять работу по кухне и бегала в лавки как посыльная, когда моей матери нужно было сделать какие-то покупки. Я немного стыдилась этого, потому что обещала ей нечто другое. Но Тхань это не смущало, ведь теперь она жила в теплом светлом доме. К работе она привыкла и получала за нее достаточно еды. Моменты, когда она могла отдохнуть, случались нечасто, но все же случались.

— Я счастлива, — заверила меня подруга, когда мы вместе сидели в саду и она закалывала мне волосы наверх, чтобы они были похожи на прическу моей матери. — И я очень благодарна твоим родителям. И тебе. Если бы ты тогда не упомянула о продавщице девственниц…

— Мне кажется, что, скорее, за тебя заступилась Ли, — ответила я. — Ей действительно нужна была помощница, и она, по-моему, довольна тобой.

— Она пообещала взять меня с собой, когда поедет в гости к своей семье. Я думаю, что это очень мило с ее стороны.

— И ты поедешь с ней?

— Конечно, иначе это будет невежливо. Ты так не думаешь?

Она была права. Тем не менее у меня все же осталось небольшое опасение, что однажды она уйдет вместе с Ли. Я боялась, что семье Ли так понравится Тхань, что они захотят удочерить ее, так как при таком количестве людей еще один рот не будет в тягость. В тот день, когда Тхань должна была вернуться назад, я нервно бегала на верхнем этаже дома перед окнами, ожидая, когда же она покажется.

Когда перед дверью нашего дома появились две фигуры, у меня стало гораздо легче на душе. Тхань не осталась в деревне, и я не потеряла свою подругу.

— А что ты думала? — сказала она с лукавой улыбкой, когда я сообщила ей о своих сомнениях. — Родные Ли очень милы и любезны, но я не могла там остаться. У них в доме уже столько людей, что я даже путала их имена. И я не могла бы оставить Сайгон.

Это показалось мне полуправдой, потому что я уже знала: Тхань мечтает о большой семье, особенно после того, как Ли рассказала ей, какое это счастье — иметь многочисленную родню. Однако подруга не хотела меня расстраивать.

После того как я отсидела у своего учителя назначенные мне в наказание уроки и выполнила домашнее задание (он задал мне дополнительные упражнения по французскому языку и каллиграфии, так что я натерла себе мозоли на пальцах ручкой с пером), я попыталась научить Тхань читать и писать. Я заметила, что она иногда стоит под окном моей классной комнаты и внимательно слушает. Когда я заговорила с ней и спросила, умеет ли она писать, Тхань отрицательно покачала головой.

— У моей матери никогда не было денег, чтобы отправить меня в школу. Зато я очень хорошо знаю море и умею ловить рыбу.

— А что бы ты хотела делать позже? Ты ведь не хочешь всю жизнь оставаться служанкой, не так ли?

Задавая Тхань этот вопрос, я спросила себя, что же я сама хочу делать в будущем. Я слышала, что женщины в Европе работают секретаршами или даже учатся в университете. Здесь, в Сайгоне, девушки выходили замуж и рожали детей. Наверное, со мной будет то же самое.

— Я хотела бы когда-нибудь стать врачом, — храбро заявила Тхань. — Чтобы помогать больным женщинам; тогда им не пришлось бы умирать, как моей матери.

— Но для этого тебе нужно ходить в школу, — сказала я. — А как ты будешь это делать?

И тут у меня появилась идея. Конечно, мои родители не разрешат Тхань брать уроки у моего учителя, но по вечерам, когда она заканчивала работу, я приносила ей свои учебники и учила ее читать и считать. При этом я заметила, что сама гораздо лучше запоминала учебный материал, если проходила его вместе с Тхань.

Учитель был весьма удивлен моими успехами и одобрительно высказался по этому поводу в разговоре с моей матерью. Он даже порекомендовал отправить меня в школу для девочек из богатых семей, после которой я могла бы учиться в высшем учебном заведении. Моя мать, как бы она ни была польщена моими успехами в учебе, похоже, была совсем не в восторге от предложения учителя. Этого она ему, правда, не сказала, но я заметила это по ее лицу. Скорее всего, она возлагала надежду на то, что я выйду замуж сразу же, как только достигну соответствующего возраста.

Однако за это время со мной что-то произошло. Тхань заразила меня желанием учиться в университете. Хотя я не думала, что мы с ней когда-нибудь его осуществим, я позволила себе мечтать вместе со своей подругой. Может быть, я могла бы обучаться искусствам, путешествовать по свету и увидеть все те картины, о которых так мечтательно и с восторгом говорили дамы в салоне моей матери. Я хотела увидеть другие страны, хотела слушать музыку и изучать иностранные языки. Французский давался мне очень легко, если верить моему учителю и дамам из салона. Почему бы мне не овладеть и другими иностранными языками?

Но жизнь очень своенравна, а счастье в то время было похоже на птицу, которая слишком худа для любой клетки. Оно остается с человеком лишь до тех пор, пока само того желает, а затем может запросто упорхнуть.