Три сестры, три королевы - Филиппа Грегори

Мой шталмейстер помогает мне спешиться и ставит меня на ноги. Я опираюсь о его руку, чтобы устоять, пока я поворачиваюсь к мужу.

– Кто это? – повторяю я вопрос.

Он стоит на коленях на мокрой мостовой, целуя самого маленького ребенка, потом берет младенца у няни и поднимается на ноги. Его глаза светятся любовью, я никогда не видела его таким. Остальные дети толпятся вокруг него, держась за полы его сюртука, а самый старший горделиво стоит рядом с королем, словно ожидая, что его представят мне и что я буду рада знакомству с ним.

– Кто это?

Яков светится, словно сделал мне чудесный подарок.

– Это мои дети! – объявляет он, широким жестом показывая на шесть маленьких голов и малыша у себя на груди. – Мои чада. – Теперь он поворачивается к ним: – Юные лорды и леди, перед вами королева Шотландии, моя жена. Королева Маргарита прибыла к нам издалека, из самой Англии, и оказала мне честь, став моей женой и доброй матерью для вас.

Все дети склоняются передо мной в хорошо разученном поклоне. Я тоже наклоняю голову, все еще пребывая в полной растерянности. Что мне делать? Не может быть, чтобы король держал тайную жену, мать всех этих детей, да к тому же здесь, в моем замке! Как мне быть? Если бы Екатерина оказалась в подобных обстоятельствах, как бы она поступила?

– У них есть мать? – спрашиваю я.

– У них разные матери, – весело отвечает Яков.

Старший мальчик кланяется мне, но я не обращаю на него ни малейшего внимания. Я не улыбаюсь, глядя на маленькие склоненные головы, и, видя это, Яков осторожно передает дитя няньке. Одна из служанок Стерлинга, видя мое застывшее лицо, берет за руку самого младшего и уводит детей ко входу в башню.

– У них разные матери. – На лице короля нет ни тени смущения. – Одна из них, Маргарита Драммонд, упокой Господь ее душу, уже умерла. Моя дорогая подруга Мэрион больше не появится при дворе, Джанет переехала далеко отсюда, вместе с Изабель и тремя детьми, моими самыми младшими. Не стоит о них беспокоиться, потому что их не будет среди твоих подруг или фрейлин.

Не стоит беспокоиться? Из-за четырех любовниц? Из которых только одна мертва? И как мне не думать о них и не сравнивать себя с ними каждое мгновение своей жизни? Не всматриваться в хорошенькие лица юных дев и не прикидывать, не пойдут ли они по стопам своих матерей? И каждый раз, когда Яков отлучается от двора, не гадать, к которой из своих плодовитых любовниц он отправился на этот раз и не оплакивает ли безвременно ушедшую?

– Они станут сводными братьями и сестрами твоему ребенку, когда он появится, – любезно сообщает король. – Правда, они похожи на сонм маленьких ангелов? Я думал, ты будешь рада с ними познакомиться.

– Нет, – только и могу я выдавить из себя. – Не рада.

Я пишу бабушке о том, что мой муж погряз в грехе. Я провожу долгие часы коленопреклоненной в своей часовне, размышляя о том, что мне делать дальше и что именно ей сказать, чтобы она пришла в такую же ярость, которая сейчас переполняет меня. Мне приходится быть очень осторожной в выборе слов, чтобы не проговориться о его грехе отцеубийства.

Бунт против короны – весьма щепетильная тема для Тюдоров, потому что мы заняли трон, принадлежавший Плантагенетам, которые были помазаны на правление, и вся Англия присягала им на верность. Я больше чем уверена, что бабушка участвовала в интригах против короля Ричарда уже после того, как принесла ему нерушимую клятву верности. Она же была лучшей подругой его жены и даже несла шлейф ее платья во время ее коронации. Поэтому я не говорю ни слова о предательстве мужа против собственного отца, уделяя все внимание лишь тому, что Яков погряз в грехе, и своему изумлению и переживаниям от встречи с его бастардами.

Я не знаю, как относиться к тому, что старшего мальчика, десятилетнего Александра, за обеденным столом сажают рядом с отцом, а за ним по порядку возраста сидят все остальные дети, включая младенца на руках у няньки, и малышка держит в ручках собственную серебряную ложку, украшенную чертополохом, символом королевской семьи Шотландии! Яков ведет себя так, словно ожидает моего восторга от того, что мы сидим за одним столом и вообще являем собой одну большую семью.

Я пишу о том, что такая жизнь является греховной и глубоко оскорбляет меня как королеву. Если бы мой отец знал об этом до заключения этого брака, то специально распорядился бы о том, чтобы эти дети проживали где угодно, только не в моем замке. Они вообще должны держаться подальше от земель, которые были преподнесены мне в качестве свадебного дара. Неужели король считает, что я должна принимать их и заботиться о них? Да их вообще не должно быть! Только я не знаю, что мне сделать, чтобы отослать их отсюда.

Во всяком случае, мне удается не пускать их в свои комнаты. Их детская и комнаты, где их обучают, располагаются в одной башне, а философ – можно подумать, мне было мало его одного в собственном замке, – в другой. В моем распоряжении остаются королевские комнаты, смежные друг с другом, приемная, внутренние покои и спальня, и красивее их я ничего раньше не видела. Я даю четкие указания своим дамам и придворным короля, что в мои покои могут входить только мои фрейлины и никаких «чад» никаких возрастов и пола там быть не должно, даже мимоходом, ибо я не жажду их компании.

Я должна узнать о положении вещей как можно больше и должна решить, что делать дальше. В ожидании ответа от бабушки я советуюсь с одной из своих фрейлин, Екатериной Хантли. Она из клана Гордон и приходится родственницей моему мужу, и четыре года жила в Англии при нашем дворе. Она говорит на гаэльском, как и вся ее родня, и хорошо знает всех людей. Скорее всего, она даже знает матерей этих детей и они тоже приходятся ей родней. Это не аристократия, а племя, и эти дети – маленькие дикари.

Я дожидаюсь, пока начнут играть музыканты и фрейлины рассядутся со своим шитьем. Сейчас мы работаем над алтарным покровом и изображением того, как святая Маргарита предстает перед драконом, и я представляю себя на ее месте, вынужденной предстать перед воплощением греха. Может быть, Екатерина подскажет мне, как его победить?

– Леди Екатерина, можете сесть рядом со мной, – говорю я, и она послушно поднимается со своего места и занимает стул рядом, принимаясь за мой угол вышивки.

– Можете оставить вышивку, – говорю я самым приятным тоном. Фрейлина вынимает нить из своей иглы и убирает ее в специальную серебряную коробочку.

– Я хотела поговорить с вами о короле, – произношу я, и она поворачивается ко мне с ожиданием. – Об этих детях. – Она все еще молчит. – Этих детей довольно много. – Она кивает.

– Их тут не должно быть! – не выдерживаю я.

Она задумчиво смотрит на меня.

– Ваше величество, этот вопрос касается только вас и его величества.

– Да, но я ничего о них не знаю. Я не знаю, что здесь принято, а что – нет. И я не могу приказывать королю.