Ветры земные. Книга 1. Сын заката - Оксана Демченко

– У каждого свой, – вздохнул Ноттэ. – Я не настолько человек, чтобы знать в точности. Если брать в пример Вико, так главное слово будет – настоящий. Он капитан, каких поискать. Команду собрал, в руках держит. Дело знает, тебя растит. Убеждения в нем есть, заблуждения имеются, упрямство немалое. А гнили нет. Все люди разные… Нет правды, годной любому. Вико если и делает долги, сам готов рассчитаться, вот что я ценю. Иные люди к старости накапливают такие счета, аж глянуть противно. Они и сами не оглядываются, и, если кто напомнит их прошлое, того – за борт… Не люди, мусор.

Нэрриха поднял лоцию, взвесил на ладони – тяжелая книга, основательная. Пальцы ловко прощупали переплет, промяли обложку, сгибы, кромки.

– Держи. Ничего в ней нет, портить переплет не стану. Но – уговор. Сегодня пролистаешь всю, прогладишь ладонями каждый лист. Если найдешь хоть малый след игольного прокола или иной знак, покажешь мне.

– Спасибо!

Ноттэ усмехнулся, сгреб в корзину выбранное для себя. Снял с крюка лампу и пошел к люку, блеклым прямоугольником обрамляющему вечер там, вне трюма. Бэто нес короб и прижимал локтем свою драгоценную лоцию. То был, по мнению Ноттэ, действительно наилучший вариант из существующих – полный список с выносками на полях, с цветными раскладными картами в несколько сгибов. Помощник капитана предсказуемо не потащил сокровище в свой сундучок, а предъявил Вико, как законный трофей «Гарды», с боем взятый у самого нэрриха…

– Утром встанем на якорь в бухте острова Чайки, – отметил Вико, рассматривая трофей. – Надо же, капрский список, он впрямь на вес золота. Молодец, помощник.

Ноттэ не стал слушать дальше, поклонился и ушел в каюту. Зоэ по-прежнему спала. Сам нэрриха устроился на тюфяке и тоже постарался заснуть. В глубине души он надеялся снова увидеть мотылька и ощутить робкое преддверие счастья – щекотку невесомых лапок крылатого чуда на раскрытой ладони. Но мотылек улетел, рука была пуста, она лишь гладила ветер, невидимку с растрепанной шелково-прохладной гривой… Ветер рвался вперед, пока не обернулся скакуном, способным домчать до самого дальнего и сложного ответа. Непокорный, норовистый конь-ветер упруго отступал под ладонью, уворачивался и гарцевал, не даваясь в руки. Но все же оставался рядом, не уходил и не вынуждал снова висеть в пустоте небытия. Ноттэ следовал за своим ветром, издали рассматривая корабли людских душ, их паруса, наполненные дыханием снов. Даже мельком заметил Зоэ. Маленькая плясунья босиком шагала по ряби лунных бликов. Волосы распущены, сама худенькая, в жалком застиранном платье. Лопатки выпирают крыльями, ключицы тоньше прутиков и обтянуты кожей. В руке надкушенное яблоко, в кармане – здоровенный ломоть лепешки с мясом. Даже такая, она шла – наполненная. Взгляд, раз поймав фигурку на волнах, не мог уже продолжить бег. Скакун-ветер влился в облачный табун. Ноттэ отпустил его без сожаления, и сам помчался догонять Зоэ. По воде идти было сложно, он увязал в волнах все основательнее, глубже, но продолжал упрямо продвигаться.

– Эй, ты спишь?

– Доброе утро, Зоэ. Ты во сне ела яблоко?

– Если б только яблоко, – пожаловалась девочка, упираясь острым локтем в живот нэрриха. Видимо, идея отсутствия пупка не утратила оригинальности, и теперь малявка пыталась продавить его. – Бобы, креветки, маслины, лепешки, селедку… Я ела все, что мне не давали прежде, а я так хотела отведать! Теперь я знаю, что это такое: быть сытой аж за глаза.

– Не слышал ничего подобного.

– Ну, мне больше не хочется есть ни наяву, ни во сне, – улыбнулась девочка. – Это здорово. Ноттэ, а зачем я нужна тебе? Вернешься ты за мной – и что?

– Не знаю, не думал. Увезу и позабочусь, чтобы никто не нашел тебя. Ни Башня, ни иные нэрриха, вроде Борхэ. Других целей у меня нет.

– Совсем?

– Совсем.

– Меня можно удочерить, просватать, сдать в работницы, – нахмурилась Зоэ, перечисляя и улыбаясь, то есть не веря ни в одну из названных участей.

– Ты очень обидишься, если я честно скажу, что считаю тебя случайной обузой? Даже невесть откуда взявшимся долгом. Я не знаю, в чем мои обязательства и почему я ощущаю их.

– Не-е, не обижусь. Ты не врешь. Спасибо. Я буду ждать тебя, кого мне еще ждать-то? Ты надежный. Вот…

Она дернула плечом – понимай, как сможешь. Сама вижу, что обуза, а отпустить не желаю, даже на словах. Нэрриха рассмеялся и спихнул с живота локоть. Потер кожу, ощупал – дырка пупка уже наметилась. Зоэ помогла замотать пояс. Толкнула дверь и выбежала на палубу. Вроде и не танцует, – отметил Ноттэ, улыбаясь.

Он долго смотрел, как девочка гибко двигается, как подставляет ладони ветру. Низкое утреннее солнышку наполняет горсти алым сиянием… Такой Ноттэ и запомнил малышку, такой она и осталась на берегу острова Серой Чайки четыре дня спустя.

Люгер покинул бухту, а нэрриха всё стоял на корме и всматривался в силуэт, нарисованный алым солнышком, черно-золотой. Глаза слезились, щурились… Но снова и снова упрямо искали крохотную фигурку. Пена волн взблескивала перламутрово-рассветно, скалы казались облиты свежестью, с них постепенно испарялось туманное сияние новорожденного дня. Отчетливо видна в бликах и мареве утра была лишь Зоэ, одна-единственная и даже уникальная загадка острова Серой Чайки, новое найденное в странствиях чудо мира, состоящего целиком из вопросов.

Нэрриха знал: Зоэ – особенный вопрос, её наличие в мире не вызывает ни раздражения, ни протеста. Она живет – и это естественно, правильно. Как танец, наполненный смыслом и душой. Может, люди не силком и обманом тянут нэрриха в мир? Может, дети ветров сами охотно ступают в туман бытия, увлеченные обещанием тепла. Внезапно возжелав родниться, они, как мотыльки, упрямо спешат к огню, полные жаждой разгадать извечные загадки…

«…запас силы, имеющей много названий, но знакомой, как в моем случае, даже без всякого обозначения. Допустим, я приму трактовку Башни и определю эту силу, как раха, – порыв ветра, отрезанную прядь могущества. Согласно подсчетам Рудольфа Темного от срезания до иссякания раха проходит 500—600 лет активной жизни. Он же, будучи одним из нас, смог сформулировать принципы конденсации раха из внешних источников. Таковые пути доступны лишь нэрриха высоких кругов опыта. Увы, продвижение Рудольфа к истине прервала нелепая случайность – точнее, полоумный фанатик… Но минувшие двести тридцать лет позволили мне восстановить если не сами утраченные фрагменты записей, то хотя бы их логику. Бессмертие – мечта королей и грандов Башни. Еще два-три десятка лет, и я смогу торговать бесценным товаром, пусть и более скромным, зато имеющим понятную цену и создающим постоянную в себе потребность. Положим, будет так: один флакон – десять лет жизни сверх отпущенного. По истечении оплаченного времени будет снова торг, и снова оплата, и снова страх смерти, работающий на меня… О, истинная власть, как ты удобна! Ты – тень за тронами королей, я – фигура в тени. Без тумана мистики, все рационально и измеряемо. Я, великий Борхэ, сын грозы, куда более, чем Бог! Его власть незрима, моя будет – весома и ощутима. Остались последние проверки. Я ухвачу ветер перемен за гриву, он не вырвется. Вечность ляжет к моим ногам послушной собакой».