Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо

— Я буду просить тебя отпустить меня к людям, а ты не захочешь отпускать…

— Это триллер на основе реальных событий? — с иронией сощурился я, приподнимая одной рукой штангу без блинов.

Женя забавно закусила губу, затем и палец, и только потом отвисла:

— Ой, и правда… Вот это аттитюд получается! Ведь точно же, и Дед Мороз говорил: «Не ходи туда, дочка, опасно!» Как ты!

— Внучка, — заметил её я, неизвестно зачем поправляя свою почти не существующую стрижку. Я решил, что даже не буду пытаться расшифровать её балетные термины, а то придётся переспрашивать через слово.

— Нет, под ёлкой внучка! — возразила Женя. — А в балете Снегурочка его дочь и Весны. Согласись, Папа Мороз звучит в некотором роде странно…

— Сутенёром попахивает, — ляпнул я и тут же прикусил язык, увидев, как залилась краской Женя. Вот уж тургеневская девушка! Я с грохотом уронил штангу в угол и отряхнул руки, поставив точку в её смущении. — И что там дальше?

Однако Женя смотрела теперь настороженно, словно вспомнила, что меня надо опасаться.

Ну да, ну да, конечно! Я ведь страшный Терминатор, и пистолет у меня есть, эх! Но она стала похожа на нахохленного воробья. Пришлось добавить:

— Извини, сравнение было не в тему.

Она кашлянула.

— Да…

Я подошёл к ноутбуку и заглянул в экран:

— А потом что происходит?

— Происходит? Да… в общем, Снегурочка хочет отправиться к людям, уговаривает отца… — всё ещё недоверчиво, будто подкрадываясь, заговорила Женя. — Тот её журит, а она делает вид, что послушалась. Вот как раз в этой картине и нужна твоя помощь! Поможешь?

— Я весь внимание, — выпрямился я и сложил руки на груди, боясь спугнуть эту недотрогу.

Женя выдохнула и вернулась прежняя, деловитая.

— В балете нет слов, мы всё показываем танцем, поэтому диалог тоже происходит в движении и в драматургии. Вот тут смотри: я тебя чуть обниму, потом покружусь рядом. Ты мне подашь сначала правую руку, потом левую. Потом приподнимешь на плечо и понесёшь. Вот, смотри! — Женя ткнула пальцем в экран на других исполнителей.

Я усмехнулся:

— Как старшеклассник первоклашку на последнем звонке.

— Ну да, — кивнула Женя. — Сделаешь четыре шага вон в ту сторону, к беговой дорожке. Потом снимешь меня за талию и поставишь на пол. Подождёшь, пока я сделаю все па, тебе не нужно такты отсчитывать. Я просто кивну тебе вот так, и тогда придержишь меня за талию, пока я буду делать прыжок вправо, потом влево. Потом снова посадишь на плечо и прямо со мной повернешься в одну сторону, в другую. Это не сложно. Через два такта вернёшь меня на пол и подашь руку. Обойдёшь меня кругом, придерживая, пока я буду стоять в аттитюде, а потом я тебя обхитрю и убегу.

— Вот ты какая! — игриво возмутился я. — Да ты само коварство!

— Это не я, это роль, — серьёзно заявила Женя. — Ну как, ты понял? Справишься?

— Не идиот, вроде, — хмыкнул я.

Ей было не до шуток, словно решался вопрос государственной важности. Мелкий узурпатор показал пальцем на дверной проём у противоположной стены.

— Отойди туда. Итак, я прячусь, а ты выходишь.

Я с трудом не прыснул, представляя, как всё это будет выглядеть со стороны. Все записи потом обязательно нужно будет уничтожить, а пока… Женя застыла, скорбно согнувшись над полом, почти как умирающий лебедь — единственный реальный балет, который я урывками видел по телевизору… Я глянул на неё и потёр руки: что ж, поиграем! Затем подбоченился, вспоминая былое. Представил, что у меня борода лопатой, тулуп и шапка с рукавицами, и выдал, как на детском утреннике под звуки оркестра:

— Охо-хо, и где же моя Снегурочка? Куда запропастилась?

Женька подскочила, как ужаленная, и вытаращила огромные глаза на меня.

— В балете не говорят! — прошипела она точь-в-точь, как гусь в деревне, совсем не лебедь. — Ты разве этого не понял?!

Оу, сколько темперамента! — подумал я, а вслух сдался:

— Хорошо, хорошо, я могила! — и жестом показал, что застегнул себе губы на змейку-молнию.

Она зыркнула, как директор школы, и снова согнулась. Меня так и подмывало процитировать сказку «Морозко»: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе…» Хотя ладно, ещё покусает. И я, топая, будто в валенках — хоть от этого не удержался, — пошёл «искать потеряшку».

А она громко дышала. Нашёл бы даже с закрытыми глазами! Под подкрадывающуюся музыку я приблизился и тронул её легонько за плечо. Женя встрепенулась, разогнулась, поднялась на носочки, какая-то вся совсем иная. Такая интересная!

Девушка вспыхнула тёмными глазами, словно обрадовалась, увидев меня. И… прильнула к моей груди, обвив руками мою шею. Так нежно и ласково, что я оторопел. Пригнулся, чтобы ей было удобно, чуть не коснувшись губами виска. Но она уже отстранилась. Запорхала на носочках передо мной под воздушную музыку себе под стать. И было в этом какое-то волшебство…

Я уставился на неё, обомлев, и забыл, что надо делать дальше.

— Руку! — рыкнуло прозрачное создание.

Я опомнился и протянул ладонь. Она оперлась о неё весьма цепко и, встав на палец одной ноги, подняла вторую очень высоко. Я оглянулся, а Женя уже промелькнула за моей спиной. Как муха бесшумно.

— Другую! — раздался рык слева.

Я замешкался, обернулся. Снежинка стояла, уткнув руки в боки и поджав губы.

— Это никуда не годится! Ты же сказал, что запомнил! Или всё ушло в твоё «Охо-хо»? Это же элементарно: одну руку, другую, потом на плечо. Всё в такт, даже думать не надо!

Вот наглая! — тренькнуло у меня в голове.

— Так, давай-ка сбавь обороты. Я тебе не мальчик из твоего театра! — строго ответил я.

Женя моргнула пару раз и опомнилась, изобразила улыбку.

— Да, извини, ты же в первый раз. Прости-прости, я очень нетерпеливая. Давай ещё попробуем?

— Ну давай, — буркнул я басом. — Только без этого вот. Заводи свою шарманку с самого начала.

С ангельским видом эта тиранша муравьиных размеров попросила елейно:

— Серёжа, ты, пожалуйста, снова отойди к той стене, хорошо?

Ага, уже Серёжа… Ну-ну!

— Хорошо, — всё ещё недовольно проворчал я, чтобы не расслаблялась.

А то ишь, раскомандовалась!

⁂

Во второй раз сбился не я, а она. Оказалась слишком далеко за спиной, когда я подал руку.

— Ещё раз! — сказала Женя.

Я кивнул. И понеслось. В третий раз лажанули оба — при прикосновении ладонь к ладони голова моя сразу отключалась. В четвёртый… Впрочем, я держался, хоть и не железный. Но разве можно чувствовать себя деревом, когда обольстительная, пахнущая чем-то пряно-японским, красивая юная женщина в четвёртый раз кидается тебе на шею, касается пальцами загривка, улыбается, заглядывая в глаза?