Что-то было в темноте, но никто не видел - Томас Гунциг

Я смотрел на проносящиеся за окном черные от темноты поля и считал первых светляков, искорками отлетавших из-под колес за ограды.

— Ну ты и придурок. Ты хоть знаешь, чего мне стоило попасть на эту вечеринку? — огрызнулся рыжий на своего кореша.

— Время детское, еще и не начали, — тихо ответил кореш.

— Время детское? Да уже сожрали все. И все из-за тебя.

Они еще переругивались, когда я вдруг увидел в свете фар что-то долговязое, блондинистое, с поднятой рукой.

— Эге! — сказал кореш рыжего и даже привскочил на сиденье.

— Чего?

— Ты не видел? На обочине?

— Ни черта я не видел.

— Там было что-то долговязое, блондинистое, с поднятой рукой.

— Ну и что?

— Ну так, может, было бы нехило захватить ее с собой?

— Нам некогда и не фиг никого захватывать.

— Да, но такая куколка может нарваться на маньяка и ей не поздоровится. Почему бы ее не выручить?

— И потом, — вмешался я, — может быть, она тоже едет на вечеринку и знает дорогу.

— Во-во, — подхватил кореш рыжего, — может быть, она даже знает короткую дорогу.

Тут рыжий наконец согласился, сказал: ладно, вернемся, захватим ее, но если мы зря потеряем время из-за этой блондинки, то он оставит нас здесь и поедет на вечеринку один.

Мы развернулись, рыжий, похоже, уже жалел, что нас послушался. Мы с его корешем высматривали на обочине нашу голосующую.

Доехали до того места, где я ее увидел, — никого. У меня аж кровь застыла в жилах — все, сейчас рыжий вышвырнет нас из машины.

— Ну, где же она, ваша долговязая? — спросил рыжий строго.

Мы ничего не ответили, и он стал притормаживать.

— Вот и голосуйте теперь, как ваша блондинка, черт бы ее драл.

И тут его кореш закричал:

— Вон она! Вон она! Мы ее проехали, она сзади!

Рыжий затормозил и оглянулся.

— Ничего не вижу.

— Понятное дело, темно ведь, я увидел ее в свете фар, вон она, сзади, — затараторил его кореш, входя в раж.

Рыжий плюнул с досады и дал задний ход, машина попятилась.

— Ты бы лучше ехал прямо.

— Я и еду прямо.

Как раз на этих его словах послышался глухой стук сзади, и машина проехала по чему-то мягкому.

— Черт! — выругался рыжий.

— Черт, — повторил его кореш.

Мы все вылезли, рыжий — с фонариком, и пошли обследовать зад машины. Ничего страшного. Только буфер немного помялся.

— По-моему, мы что-то переехали, после того как врезались.

Рыжий нагнулся и заглянул под машину.

— А, черт. Блондинка. Вот во что мы врезались.

Мы с корешем тоже нагнулись и увидели распластанную под машиной долговязую.

— Надо убрать ее отсюда, — сказал кореш рыжего и лег, чтобы дотянуться до девушки.

Была она, прямо скажем, в скверном состоянии. Вся переломанная и перемолотая, лежала, странно согнувшись назад, только большой палец так и торчал кверху. И во всей картине это была единственная забавная деталь.

— Гадость какая, — сказал кореш рыжего.

По рыжему было видно, что он зол как черт.

— И что вы думаете теперь делать? По вашей милости мы по уши в дерьме, какие у вас еще идеи?

— Как ни крути, нас обвинят, скажут, что мы ее поимели во все дырки, а потом замочили, — распсиховался кореш рыжего.

— Ты рассуждаешь как извращенец, — сказал я ему.

— Я рассуждаю как легавый, а легавые все извращенцы. Если мы их вызовем, нам кирдык.

— Лично я не собираюсь здесь торчать, вечеринка уже началась, не хватало опоздать из-за этой хрени. Так что решайте, я сваливаю через две минуты, — вмешался рыжий.

— Лучше всего пока засунуть ее в багажник, а там подумаем, — предложил я.

Кореш рыжего вроде бы со мной согласился, и мы открыли багажник. Блондинка оказалась на диво тяжелой и странно похрустывала, как будто куски органов бились друг о друга внутри.

Когда мы запихали ее в багажник, кореш рыжего взял фонарик и посветил под машину.

— Главное не оставить следов, — забормотал он, — если хоть что-нибудь проглядим, они нас найдут.

Он ползал вокруг машины, время от времени поднимал что-то и рассматривал.

Я начинал потихоньку злиться. Было темно, холодно, и мне все это надоело. Но кореш рыжего нагнал на меня страху, и я тоже опустился на четвереньки.

В нескольких метрах от машины я нашел прядь светлых волос и сунул ее в карман.

Больше ничего подозрительного я не видел, и тут кореш рыжего вдруг заорал:

— ТУТ КУСОК СИСЬКИ! КУСОК СИСЬКИ! ВОТ ОН, ПОСРЕДИ ДОРОГИ!

Рыжий, который уже сидел в машине, крикнул нам, что он отчаливает через секунду, будь там хоть сто сисек, плевать.

Я подошел поближе к корешу и увидел белую штуку, которая валялась у его ног.

— Не, прикинь, она тут сиську оставила!

Я поднял голову и сказал, что у него крышу снесло, это никакая не сиська, а сумочка, девчонки носят такие, маленькие и круглые. Сказал и сел в машину. Кореш залез следом, брезгливо держа сумочку двумя пальцами.

— Ну, теперь она нам дорогу не скажет, даже если и знала, — фыркнул рыжий.

— Может, у нее был с собой план, — сказал я.

Он вцепился в руль и злобно посмотрел на меня.

— Ты что, предлагаешь вытащить ее из багажника и обыскать, авось найдем план?

— Ага.

— Ты вообще соображаешь, девку переехала машина с нами троими внутри, прикинь, каково обыскивать труп в этаком состоянии. Кровь на руках, да еще бабья, меня от этого блевать тянет.

— Зачем обыскивать? Если у нее был план, он, наверно, в сумке, — сказал, вдруг выпрямившись, кореш рыжего.

— Ты думаешь, блондинка носила бы план в сумке? У таких девок в сумке запасная пара чулок да мазилки, чтобы наводить красоту в туалете. Если у нее был план, она держала его в кармане, а скорей всего вообще давно потеряла.

Кореш все-таки открыл сумочку и порылся в ней.

— Ну? — спросил рыжий.

— Ничего там нет. Даже чулок. Пакетик мятных леденцов и ее документы, вот и все. Ее звали Миникайф.

— У этой девчонки плохо пахло изо рта, — предположил я.

Кореш протянул один леденец мне, один водиле и еще один сунул в рот.

Мятный вкус смешался с сельской ночью, и мне показалось, будто на дворе зима. Я вздрогнул от озноба и подумал, что сосать мятные леденцы — последнее дело.