Святые и разбойники неизведанного Тибета. Дневник экспедиции в Западный Тибет - Джузеппе Туччи

Монастырь Госул на берегу Манасаровара

Холод, высота, неведомый край, пустыня и страх глубоко смутили эти робкие души; они принимают наше появление как освобождение, – с этого момента они уже не оставят нас, следуя за нами шаг за шагом и разбивая лагерь вблизи от нас. Однако среди них есть садху – один из самых прославленных в Индии – Бхумананда, который не захотел укрываться в монастыре и расположился в пещере на берегу озера. Я сразу же собираюсь навестить его. Он сидит на леопардовой шкуре, обычном символе победы над собственными страстями; двое-трое из наиболее храбрых и преданных ему паломников пребывают вместе с ним с благоговением учеников. Живой взгляд, утонченные постом и испытаниями черты лица, глубина и благородство суждений раскрывают встречающемуся с ним горение духа и чистоту его внутренней жизни. Мы немедленно проникаемся взаимной симпатией друг к другу, проистекающей, возможно, от невольного сходства наших процессов мышления и восприятия. Он, первым заметив это, предлагает мне свою дружбу, именно ту дружбу, которая, по его словам, вытекает из общности мировоззрений и на санскрите называется саухридья, то есть гармоничное соответствие двух духов, заключающее в себе гораздо более, нежели обычная дружба между людьми, имеющими общность интересов (митра) или ищущими взаимной помощи (бандху).

Свами Бхумананда

Такая взаимность чувств возникает, когда между двумя личностями есть таинственная связь, называемая тендел, которая в силу древнейшей кармической зависимости предопределяет в ходе тысячелетий в бесконечном потоке Самсары неизбежность взаимовлияний и встреч.

Мы продолжим наше путешествие вместе. Я надеюсь многому научиться у этой живой сокровищницы наиболее древних и благородных духовных традиций Индии.

Мы возвращаемся в Джу, чтобы забрать груз, оставленный на сохранение в гомпа, и реорганизовать наш караван.

Разбиваем лагерь, когда солнце уже садится. Длинная вереница непальских паломников медленно движется в тусклых лучах заката, поднимаясь и спускаясь по скалистым берегам озера. Умерла женщина, не выдержав усталости, истощения и холода; но она отошла в мир иной в священном месте, среди вершин, где витает Дух Божий. Родственники без стенаний и слез разводят огонь-очиститель, возвращающий вещи в изначальное состояние. Индусу незнакома трагедия смерти – смерть для него лишь быстрый переход от одной формы жизни к другой, а не безвозвратное исчезновение в бездне неразрешимой тайны. Священные гимны наполняют молчание бескрайних просторов, а языки пламени ало трепещут, бросая причудливые сполохи на дрожащее зеркало вод.

Таким образом, нам понадобилось 10 дней, чтобы совершить полный обход Манасаровара, то есть, в общей сложности, учитывая отклонения в сторону, которые нас заставил совершить традиционный маршрут посещения монастырей, – около 100 километров; однако полный периметр озера не превышает 70 километров, расстояние, которое некоторые тибетские йоги, называемые лунпа (rlung pa), бегающие в состоянии транса, преодолевают за один день.

Интересно, что в этом столь священном месте совершенно отсутствуют останки подлинных древностей. В области Гуге монастыри, даже те, что кажутся построенными в недавнюю эпоху, стоят посреди руин. Очевидно, что человек жил там постоянно в течение веков, оставив после себя долговременные следы своих дел и веры. Здесь же создается впечатление, что первые гомпа у озера, которое индийцы знали и почитали как священное с древнейших времен, посещая его в благочестивых паломничествах для очищения и освобождения, тибетцы построили относительно недавно. Ни один из монастырей, которые я посетил, не старше двух-трех столетий: возможно, в древние времена сюда приходили для медитаций в пещеры или для совершения традиционного обхода вокруг озера, а не для того чтобы жить здесь постоянно.

Вполне может быть, что озеро стало священным в Тибете под воздействием учений, пришедших из Индии. Буддизм, исходящий из принципа необходимости почитания всего того, что освящено вековым почитанием народа, ибо в этом проявляется присутствие Бога, постепенно включил и Манасаровар в список святых мест. Только тогда у вод озера тибетцы возвели скромные монастыри, где монахи, удалившись от мира, погружались в свои медитации. И если есть место, которое человек мог бы избрать, чтобы отрешиться от земной суеты и приблизиться к Господу, то им является именно это озеро цвета бирюзы, чей покой нарушают лишь ветра да бури.

Изнуряющие просторы, на которых влага, сочащаяся из недр горных цепей – неисчерпаемого источника величайших рек Азии, оставила крупные мазки грязной зелени, соединяют Манасаровар с Кайласом. Бесчисленные стада пасутся на этом бескрайнем плоскогорье под присмотром больших черных шатров кочевников. Та же картина сохраняется и зимой, когда реки и озера превращаются в неподвижные сияющие ледяные равнины, – даже в самые морозные месяцы снега мало, и морозостойкая поросль кормит голодные стада яков. Никому не приходит в голову думать о том, что он находится практически на высоте 5000 метров над уровнем моря. На высоте, превышающей самые крупные пики Альп, человек живет и торгует. Равнина служит всем и принадлежит всем. Никаких пределов, никакого постоянного местожительства – подвижность без привязанности к земле: народ, не оставляющий по себе следов на земле, словно вчера оформившейся из хаоса.

На горизонте, среди набегающих гребней гор, врезающихся адамантовыми вершинами в небо цвета индиго, превосходя всех, возвышается шпиль Кайласа, священный для трех религий: бонпо, буддизма и индуизма, – центр мира в легендарной географии Азии и символ того неведомого Бога, которого под тысячью имен и форм, под всеми небесами и широтами человек предчувствует за преходящим круговоротом мира перемен. Своей восхитительной красотой гора завоевала поклонение народа.

Кайлас с такой мощью поразил воображение пилигримов, стекающихся из Индии в одиночество Гималаев, что, когда возникла необходимость создать дом Бога, мастера высекли Кайлас – чудо веры и искусства – в скалах Эллоры; они нарекли его этим именем, так как пещера и вершина, линия и форма являют собой пластические реминисценции о священной горе, которая заставила их преклониться в благоговении на достигнутых с трудом перевалах. На мастеров сошла благодать, и они с преданностью посвященных воспроизвели неповторимые очертания, которые Господь придал своему горнему чертогу.

Пойманные разбойники