До и после смерти Сталина - Леонид Млечин

На Лубянке за эти годы сформировалась своего рода каста, привыкшая к своему положению, и кадровые работники были безмерно обижены новым министром. Они не знали, что Игнатьев исполняет волю вождя, пожелавшего перетряхнуть чекистский аппарат сверху донизу.

Сталин распорядился арестовать раскритикованного Игнатьевым еще одного заместителя министра — генерала Евгения Петровича Питовранова и с ним еще группу крупных чекистов. Хотя еще недавно подумывал, не поставить ли Питовранова во главе министерства… Философски заметил:

— У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму.

Он бранил аппарат Лубянки:

— Бегемоты… Ожирели… Разучились работать…

Осенью 1952 года Сталин впервые после войны не поехал осенью в отпуск. Велел построить на ближней даче оранжерею для выращивания лимонов, не вызревающих в условиях средней полосы России. Он не покидал Москву и в приснопамятном тридцать седьмом… Так что же, страна стояла на пороге нового Большого террора?

Похоже, он готовился к третьей мировой войне. И хотел заранее разоблачить и обезвредить «внутренних врагов». Для этого понадобилась команда чекистов, рвущихся доказать свою преданность.

Постановление ЦК от 11 июля 1951 года, которое поставило точку в карьере Абакумова, требовало от нового министра вскрыть «существующую среди врачей вражескую группу, проводящую вредительскую работу против руководителей партии и правительства».

Сталин напутствовал его:

— Вот вы, товарищ Игнатьев, доложили после проверки работы МГБ о вероятности существования террористической группы среди врачей. Теперь вам и карты в руки. Надеемся, что вы эту террористическую группу раскроете.

Игнатьев потребовал от своих подчиненных поднять дела всей агентуры, завербованной среди врачей. Следов такой группы не нашли. В октябре отдыхавший на юге вождь поинтересовался:

— Как идет работа по вскрытию вражеской группы среди врачей?

Министр ничем не мог порадовать Сталина. Тот разразился гневной тирадой:

— Чекисты ни черта не видят дальше своего носа. Перерождаются в простофиль-обывателей. Не хотят честно выполнять директив ЦК.

Игнатьев вызвал своих заместителей. Договорились сформировать в составе 2-го Главного управления МГБ бригаду из оперативников и следователей, которым поручили во что бы то ни стало исполнить указание вождя. Бригада занялась проверкой персонала Лечебно-санитарного управления Кремля и нашла его «засоренным» антисоветскими элементами.

Начались аресты врачей, лечивших руководителей партии.

Первым — еще при Абакумове, 18 ноября 1950 года — взяли одного из самых заметных кардиологов профессора Якова Гиляриевича Этингера. Он окончил естественно-математический факультет Кенигсбергского университета и медицинский факультет Берлинского университета. В Первую мировую войну служил в военном госпитале. Теперь он заведовал кафедрой 2-го мединститута, консультировал Лечебно-санитарное управление Кремля и Центральную поликлинику МГБ, многим своим пациентам спас жизнь.

Но это не имело никакого значения, когда госбезопасность занялась им летом 1948 года. В квартире профессора установили редкую тогда еще подслушивающую аппаратуру, два года записывали его откровенные разговоры с сыном на политические темы — о Сталине, о расцветающем антисемитизме.

Арестовали и его сына, Якова Яковлевича Этингера, студента исторического факультета МГУ. В войну в оккупированном немцами Минске младший Этингер был отправлен в гетто. Фашисты намеревались уничтожить его, как и все остальное еврейское население. Он чудом остался жив. Чтобы угодить в советский лагерь. Младший Этингер получит десять лет в особом лагере (то есть в особо жестких условиях), его жену тоже посадят…

На первом же допросе следователь Рюмин предъявил старшему Этингеру обвинение во «вредительском лечении» руководителей страны, в первую очередь — Александра Сергеевича Щербакова. Абакумов счел это обвинение липовым. Приказал «прекратить работу с Этингером о вредительском лечении», достаточно и его антисоветской деятельности.

Профессора избивали, не давали спать. Он еле держался на ногах. Один сердечный приступ следовал за другим. Медчасть Лефортовской тюрьмы предупредила следователя: «В дальнейшем каждый последующий приступ грудной жабы, сопровождающийся сердечной слабостью, может привести к неблагоприятному исходу». После одного из допросов в марте 1951 года профессор Этингер скончался.

После ареста самого Абакумова вождю доложили, что «еврейский националист врач Этингер признал, что при лечении т. Щербакова А.С. имел террористические намерения в отношении его и практически принял все меры к тому, чтобы сократить его жизнь». Абакумов утаил от ЦК показания Этингера и помешал тем самым выявить «законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства».

Виктор Абакумов, конечно же, не пытался ничего скрыть. Он просто не угадал далеко идущие замыслы Сталина. Теперь его недавние подчиненные сделали самого Абакумова участником такого заговора.

Взяли начальника Лечебно-санаторного управления Кремля профессора Петра Ивановича Егорова, заведующего терапевтическим отделением Кремлевской больницы академика Владимира Никитовича Виноградова и профессора-консультанта Владимира Харитоновича Василенко.

На допросах врачи «признавались» в том, что они «неправильно диагностировали заболевание товарища А.А. Жданова, скрыв имевшийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому заболеванию режим и в итоге умертвили его».

Сталин потребовал, чтобы МГБ представило доказательства связи «врачей-вредителей» с западными спецслужбами. А кто еще мог ими руководить? Кто главный враг?

В бюллетене бюро информации ЦК ВКП/б/ № 69 от 15 ноября 1947 года говорилось:

«После войны, когда американский империализм выступил в роли застрельщика и оплота реакции во всем мире, его разведка направила свои главные силы на борьбу против Советского Союза».

Но следователи оказались в тупике. Они наловчились конструировать однотипные обвинения в троцкизме или антисоветской пропаганде. А как связать врачей с американской разведкой?

Тогдашний помощник начальника следственной части по особо важным делам Министерства госбезопасности Николай Месяцев (будущий председатель Гостелерадио СССР) рассказывал, как работали его коллеги:

— Следователь брал историю болезни, например, председателя комиссии партийного контроля Андреева. Ну какой из следователя специалист в области уха, горла, носа? Андрееву, у которого сильно болело ухо, давали небольшую дозу опиума, чтобы смягчить боль. Так следователь приписал лечащему врачу, что тот приучал члена политбюро к опиуму и тем самым доводил до сумасшествия.

Сталин был недоволен неумелостью следователей. К удивлению Игнатьева злобно матерился:

— Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать, и в морду дать, если вами не будут исполняться мои требования…Мы вас разгоним, как баранов… Если не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, то будете там же, где и Абакумов…