Женский роман - Марина Светлая

— Вы не знаете его совсем! — зло вскрикнула Дейна, глядя матери прямо в глаза. — Не знаете, а болтаете, — и снова покрывшись румянцем, мечтательно проговорила: — Он будет очень хорошим отцом.

Вид ее был настолько трогательным и влюбленным, что даже мамаша Жасинта печально села на скамью и молча наслала проклятия на голову красивого рыжего ирландца из ее бурной юности. Тот тоже мечтал о том, какой она стала бы матерью его детям.

— Бесстыжая дура! — горько сказала несчастная женщина и тут же добавила: — Да у него таких подстилок, вроде тебя, в каждом порту. Он по всем морям плавает, все острова знает. Таскается со всеми шлюхами. А ты влюбилась, глупая. Да тебе от него бежать надо, как от чумы. Он же даже здесь, в Рэдбее, не одну тебя обхаживает! Ты и не видишь ничего за своей любовью!

Не сразу смысл повисших в воздухе слов стал ясен Дейне. Она долго смотрела на мать, и брови ее все сильнее хмурились.

— О чем вы? — тихо спросила она.

Мамаша Жасинта грустно пожала плечами и покачала головой.

— Все говорят! За Синей бухтой дом стоит, принадлежал он когда-то донье Селесте. Она из благородных была. Ни с кем из города не водилась. Я ее молодой еще помню. Мы девчонками бегали смотреть, в каких платьях она на прогулку выезжает. Все нам из какого-то другого, особенного мира казалась. Мы даже прически, как у нее, делать себе пытались. А потом пропала. Говорили, замуж ее отдали за богатого плантатора. Много лет ее не было. А потом вернулась с маленькой девочкой на руках, назвалась вдовой. Девочка эта, сама понимаешь, взрослая теперь девица. И тоже сразу видать — знатная, от людей нос воротит и все прячется в своем доме. Туда твой Ратон и ходит. И вот, что я скажу тебе, глупая, если на ком и женится, так на ней — там и деньги, и связи. Не то, что ты — дочь шлюхи, которая только лишь немного преуспела.

И снова долго молчала Дейна. Мать многое знала. В таверне кого только не встретишь, а люди все видят, обо всем рассказывают. А уж кто как не мамаша Жасинта лучше умела слушать.

— Этого не может быть! — упрямо заявила Дейна. — Вы это все специально говорите. А Блез не такой.

— Все они не такие, пока у девки брюхо не нарисуется, — вздохнула мать. Потом мысленно попросила прощения у святого Иакинфа за свою ложь и продолжила: — Вот и отец твой! Казался мне самым лучшим из всех людей на земле. Я ведь свадьбы ждала, молилась на него. А он… едва узнал, что я понесла, так и сбежал от меня. Почему я, по-твоему, в продажные пошла? Кто бы меня замуж взял после такого? Да и я честного человека ни за что не стала бы позорить. А зарабатывать, чтобы тебя прокормить, как-то ведь надо было. И ни разу за всю жизнь он не поинтересовался, как мы живем. Ни разу не помог. Хотя судно его, где он теперь капитаном, по-прежнему заходит на Исла-Дезесператос дважды в год.

— Говорите, что хотите, — отмахнулась Дейна. — Не верю я вам. То, что нас отец бросил, совсем не означает, что Блез поступит так же.

— Что ж, — вытирая слезы, проговорила Жасинта. — У всех ожоги свои. Я тебя уберечь хочу. А ты меня врагом делаешь.

— И вовсе нет, — Дейна пожала плечами. — Я всего лишь замуж не хочу.

— А я не хочу, чтобы ты виделась с капитаном Ратоном! Погубит он тебя!

Дейна фыркнула и промчалась мимо матери к себе в комнату.

6. Девушка из Ипанемы

Солнечный луч забрался в комнату через окно и пробежался по полу, добравшись до кровати. По кровати он полз очень осторожно, чтобы не сильно беспокоить девушку, спавшую на ней. Но, в конце концов, понял, что лица ему никак не миновать, и самым нахальным образом расположился прямо на ее сомкнутых веках.

Девушка шумно выдохнула и перевернулась на другой бок, пытаясь удержать сон, но тот неумолимо рассеивался. Снилось ей что-то очень хорошее. Но она не помнила, что именно. Вместе со сном уходили и воспоминания о нем. Однако, окончательно проснувшись, Мара точно знала, что давно уже так не высыпалась. И давно уже не было ей так спокойно.

Она открыла один глаз и осмотрелась. А через мгновение уже сидела на кровати, судорожно соображая, куда угодила. Долго думать не пришлось. Прошлый вечер всплыл в ее памяти куда ярче любых снов и воспоминаний. Репетитор для Вересова, автомобиль с таким салоном, что в нем жить можно, спагетти. И настойчивый взгляд Максима Олеговича, от которого и хотелось спрятаться, и тут же хотелось дальше нежиться в нем.

Откуда он только взялся на ее голову! Все нормальные отцы одиннадцатиклассников старше, скучнее, с брюшком и, может быть, даже с сединой! А этот!

«Вы мне нравитесь, Марина» — и все. Она поплыла, как макияж на жаре. И ведь уверена была, он на дачу ее тащит, чтобы пересп… переспать с ней! Вещи надо своими именами называть. А он накормил и свалил в неизвестном направлении.

На смену совершенному спокойствию пришла злость. Нет, не из-за обманутых ожиданий, конечно! Какие ожидания! Если она чего и ожидала, так это от себя — отражения его штурма, осады или чего-то… Как его понимать, она не представляла. И вместе с тем (о, ужас!) даже его вчерашняя выходка только добавляла ему обаяния.

Еще не хватало влюбиться.

Мара встала, торопливо надела вчерашний костюм (спать пришлось в одном белье — рыться в шкафах она так и не рискнула, постельное нашла — и ладно). Вышла из комнаты и позвала:

— Максим Олегович!

Но никто не отвечал. Она прошлась по второму этажу дома, заглядывая в комнаты, но было пусто. Спустилась вниз. Тоже никого. И, в конце концов, вынуждена была признать — она здесь одна. Как выбираться отсюда, не имела ни малейшего представления. Бросить дом открытым не могла тоже — еще заберется кто.

Выглянула в окно и перевела дыхание — автомобиль по-прежнему стоял во дворе. Значит, где-то