Теория стаи. Психоанализ Великой Борьбы - Алексей Меняйлов

Отец Гитлера (Алоис Гитлер-Шикльгрубер) и отец Наполеона (Шарль Бонапарте) так же однотипны: во-первых, выбрали себе таких жен, рядом с которыми не зажились; во-вторых, не нашли в себе сил сбежать. Оба отца вполне естественно для себя совмещались с чиновничьей иерархией — ни работу, ни саму иерархию не воспринимали с омерзением. Оба — и отец Гитлера, и отец Наполеона, по отзывам, были недалекими (читай, не обладали критическим мышлением), словом, — классические исполнители. Оба в семьях были пассивными. Оба пили.

Отец Наполеона, Шарль Бонапарте (Буонапарте), по ступеням карьеры забрался чуть выше отца Гитлера. Сначала карьеру делал на том, что был националистом и даже стал адъютантом самого генерала Паоли, лидера сепаратистов, а потом патрона предал и за то, что перешел на сторону Франции, был даже избран депутатом в Париж от верховного совета острова Корсики.

У сыновей есть свойство воспроизводить путь отцов несколько быстрее, — что Наполеон и сделал. Сначала он написал националистический труд об истории Корсики; после того, как был высмеян за мифологичность подхода, перешел на службу Франции.

Оба мерзавца-диктатора, Гитлер и Наполеон, были маменькиными сынками. То, что набожная мать Наполеона «любила» более других именно своего коротышку-сына со впалой грудью, торжественно сообщается всеми его биографами.

Да, любила она его страстно. Это проявлялось среди прочего в том, что часто Наполеон, спровоцировав драки (став императором, сам в этом признавался) со своим старшим братом и наябедничав на него матери, успешно сваливал на него вину, за что Иосифа и наказывали — жестоко. Сомнительно, чтобы нашлась мать настолько тупая, что не могла бы разобраться, кто был зачинщиком драки, следовательно, набожная в государственном смысле мать Наполеона наслаждалась извращением истины.

После смерти отца главой семьи стал не старший Иосиф и не один из младших братьев, но Наполеон. Уже из одного этого очевидно, кто в семье был маменькиным сынком.

И в юношеский период у Наполеона с Гитлером тоже было много общего.

Оба они были заводилами в детских играх.

Гитлер, рожденный на территории Австрии, был, как и Наполеон, националистом, то есть считал, что немцы — избраннейший народ, который перед ним, Гитлером, виноват — как он рационализировал — в аморфности, в результате которой, несмотря на личное участие рядового, а затем ефрейтора Гитлера, Первую мировую войну немцы проиграли. Гитлер немцев за это ненавидел, и в конце Второй мировой войны с утроенной энергией пытался уничтожить, уже не скрывая, что немцы существовать вообще недостойны.

Корсиканец Наполеон тоже ненавидел тех, кто его боготворил, ненавидел яростно, с восьми лет. В биографической литературе считается, что это происходило отчасти потому, что французы захватили его родину, а отчасти потому, что его соученики-французы дразнили его итальяшкой (путая его национальность, опять-таки унижали его родину) и всячески третировали, порой жестоко, как это бывает в военных школах для мальчиков.

Но есть и еще одно соображение. Если сообщения о гомосексуальных контактах Наполеона со старшим братом Иосифом (в которых, в силу старшинства Иосифа и анатомических особенностей Наполеона, Иосиф не мог играть никакой иной роли, кроме активной, а Наполеон, соответственно, — пассивной; также и половое созревание у Иосифа наступило раньше) верны, то у ребят из военной школы были основания над ним издеваться. И еще — они ходили мыться, видимо, вместе…

Сообщение о гомосексуальности достоверно не только физиологически, но прежде всего психологически. А еще и исторически: достаточно вспомнить некоторые странности его взаимоотношений с Альбиной де Монтолон (об этом коротко чуть позже).

Естественно, оба — и Гитлер, и Наполеон — увлекались восточной философией и вписывающейся в эту философию практикой: Гитлер — оккультизмом под руководством своего кузена, а впоследствии и самостоятельно, а Наполеон, чтобы пополнить свои познания в области оккультных наук, даже завоевал Египет.

Короче говоря, оба величайших вожака Европы, считавших себя величайшими революционерами, один XIX века, а другой — XX‑го, были похожи, но не идентичны. Все-таки, не Гитлера предрекли антихристом, а Наполеона — и на то были серьезнейшие основания: Гитлер был «внешником», а Наполеон — «внутренником»; но об этом в свое время.

Похожи два вождя были, прежде всего, в том, что их обожали миллионы, десятки миллионов элементов публики, любили их даже до смерти. В особенности женщины. Формы, естественно, менялись: если Гитлеру вагонами присылали вышитые подушечки с недвусмысленными предложениями и бросались под колеса его автомобиля, чтобы при ранении привлечь интерес к своему покалеченному телу, то во времена Наполеона, когда автомобилей не было, женщины выстраивались в очередь в его приемной. Якобы к мужчине.

* * *

Естественно, и Наполеон, как и Гитлер оказывал влияние на эротическое поведение не только женщин, но и мужчин.

И вообще и Гитлер, и Наполеон считались и считаются личностями не просто наиболее полно самовыразившимися, но личностями свободными, независимыми ни от чего, подвластными только своей свободной воле. Якобы, именно из свободы воли и надчеловечности и следуют все их поступки.

Ошибались насчет мужественности (принадлежности к мужчинам), может ошибаются и насчет свободы воли?

Сравнивая жизнеописания Ганнибала и Наполеона, невозможно не прийти к выводу, что Наполеон отождествлял себя с Ганнибалом! Это, естественно, не было переселением души (хотя Наполеон в это веровал); и это не было его осознанным выбором. Происходило отождествление невольно, подсознательно, невротически, что следует из того, что изведен Наполеон был в точности тем же самым способом, что и Ганнибал, чего не произошло бы, обладай Наполеон свободой воли.

Прийти к выводу о том, что Наполеон воспроизводил своей жизнью характерные детали жизни именно Ганнибала, и притом невольно, можно как минимум тремя различными путями.

Во-первых, можно систематизировать соответствующие высказывания Наполеона о самом Ганнибале. Путь для исследования трудный, потому что из речей патологического лгуна надо тщательно отбирать те немногие слова, что обращены были к следующим собеседникам:

— в мнении которых он не был заинтересован;

— кому в порыве самоуничижения он мог соврать меньше прочих;

— от кого он в мазохистской фазе, как маменькин сынок, был зависим.

Таких людей немного. На острове Святой Елены таким человеком была, прежде всего, Альбина де Монтолон (о, о ней мы чуть позже еще расскажем!) — то, что сейчас называют строгая. И действительно, мы узнаем, что перед ней, демонстрирующей полное отсутствие интереса к войне вообще, а к стратегии и тактике военных действий в частности, перечисляя лучших полководцев всех времен и народов, Наполеон первым назвал именно Ганнибала. Сам себя он тоже считал первым, следовательно…