Те, кто против нас - Борис Руденко

Гонта сунул ему перетянутую медицинской резинкой пачку, и тот принялся внимательно их изучать.

— Вы что, по доверенности? — спросил гаишник в сержантских погонах.

— Да, — спокойно отвечал Гонта. — Товарищ машину одолжил.

— Сами-то откуда?.. Из Москвы, значит… А кто с вами в машине?

— Тоже товарищ.

— Так… — сказал гаишник. — А почему доверенность не оформлена, как положено?

— В каком смысле? — не понял Гонта.

— Почему не заверена в конторе… нотариальной?

— Да ты что, командир? — удивился Гонта. — Уж десять лет как разрешается простая письменная форма. Не верите — позвоните хозяину, там телефоны имеются.

— Откуда я здесь буду звонить? — нахмурился гаишник. — Из берлоги?

— Ну, так по рации со своими свяжитесь, попросите, чтоб проверили.

— Разберемся, — буркнул гаишник. — Выходите из машины!

— Ладно! — Гонта вышел и потянулся, разминая затекшие члены.

— И вы тоже выходите, — неожиданно приказал гаишник Нестерову.

— Зачем? — не сумев скрыть волнения, спросил тот, и Гонта тоже спросил с удивлением: — Действительно, зачем?

— Выходите, — повторил гаишник. — В нашей машине разбираться будем.

Гонта подходил к «Жигулям», отмечая некоторые странности. Полоса-то была, а вот номера отчего-то обычные, не синие, а белые. В салоне сидело еще двое, выбравшихся им навстречу. Эти двое, одетые в штатское, доверия у Гонты не вызвали, вряд ли имели какое-то отношение к милиции. Нестеров понял то же самое спустя секунду и не сдержался:

— Это не милиция! — крикнул он, но было уже поздно.

Сержант, вернее, человек в форме сержанта, держал их под прицелом пистолета:

— Вперед, если жить хотите!

Оружие появилось и в руках его напарников, но совсем не похожее на милицейское: из-под курток они выхватили винтовочные обрезы.

— Быстро! — заорал сержант. Он сильно нервничал, ствол в его руке ходил из стороны в сторону.

«Не пальнул бы по глупости», — озабоченно подумал Гонта.

К Нестерову в который раз за последние сутки пришло тоскливое понимание, что это конец. Чудес не бывает, шансов не было с самого начала.

— Ребята, да вы что? Ребята… — бормотал он, переставляя непослушные ноги, еще надеясь на что-то, на что надеяться уже не следовало.

Но то, что произошло в следующую минуту, повергло Нестерова в еще больший шок. Гонта медленно развернулся, встав вполоборота и к мнимому сержанту, и его дружкам, чуть приподняв согнутые в локтях руки. Лицо его совершенно закаменело, глаза были закрыты, губы стиснуты. На роже сержанта всплыла презрительная гримаса, кажется, он собирался что-то сказать, но вместо этого наклонился и осторожно положил пистолет на землю. То же самое, спустя мгновение, сделали и два других бандита. А потом они дружно повернулись к лесу и шеренгой, все ускоряя шаг, двинулись вперед. У первых кустов они уже бежали изо всех сил. Прошелестела листва, хрустнули ветки — и они исчезли. Гонта достал платок и тщательно отер лицо.

— Ну что, поехали дальше? — хрипловато сказал он, подмигнув Нестерову. — Садись в машину. Нет, погоди! Надо стволы эти забрать к чертовой матери, выкинем где-нибудь в речку по дороге…

— Как вы это сделали? — спросил Нестеров, когда они отъехали от места происшествия на несколько километров. — Кто вы?

— Мы па-адводники, мы — сила-ачи! — дурашливо пропел Гонта и снова подмигнул.

Нестеров повернулся на сиденье и рассматривал профиль ухмыляющегося Гонты не меньше минуты.

— Я понял, — сказал Нестеров. — Я знаю. Неужели это правда? Прекратите, наконец, эти ухмылки! Это были хищники? Суперанималы? Если вы мне немедленно не ответите, я выйду из машины!

— Да нет, до настоящих суперанималов им далеко, — ответил Гонта. — Это суггесторы в вашем переводе. Мы их называем «пособниками». Вообще, строго говоря, синонимов для них в народе придумано множество: «шестерки», «шакалы»… ну и так далее.

— Значит, сверхлюди тоже существуют? — Нестеров запнулся и продолжил тоном ниже: — Вы — сверхчеловек? Вы — «новый»?

— Да что вы в самом деле! — возмутился Гонта. — «Новый» — «старый», «сверхлюди» — «недолюди». Что за постоянные попытки самоуничижения? Если вам так угодно, мы предпочитаем называть себя селектами. Просто результат селекции природы. Так она с нами поступила. Точно так же поступите вашими детьми или внуками. Я искренне надеюсь, что ни на нее, матушку, ни на меня вы за это не в обиде?

— А я? Кто я? — внезапно спросил Нестеров с такой надеждой, что Гонта не сумел скрыть смущения.

— Вы — человек. Настоящий человек, без малейшей примеси звериного начала.

— Понимаю, — грустно сказал Нестеров. — Я — обыкновенный диффузник.

— Вы — человек, — с нажимом повторил Гонта. — Глубокое разочарование в вашем голосе я склонен отнести на счет недостаточного изучения предмета, которым вы так неожиданно для всех занялись. Селекты не умнее и не талантливее вас… Между прочим, если вам интересно, лично я — вечный троечник, что в школе, что в институте… Селекты — просто немножечко другие, и наших личных заслуг в том нет абсолютно никаких. И вообще, на этом давайте пока остановимся.

— Что вы с ними сделали?

— Ничего особенного. Я убедил их, что с обеих сторон по шоссе с сиренами мчатся милицейские машины с ОМОНом. Вот они и убежали в лес.

— Они из тех, кто меня преследует?

— Нет, — помотал головой Гонта, — просто дорожные грабители. Им приглянулась наша «Тойота». Ни хрена в машинах не разбираются.

— Они могли нас убить?

— Легко, — согласился Гонта. — А что еще с нами делать?

— Почему же вы их отпустили… вот так?!

— А мне что с ними делать? До ближайшего отделения милиции сто верст киселя хлебать. Да и как их туда прикажешь тащить? Таких-то бугаев в багажник не запихнешь, не уместятся.

— Вы не должны были их отпускать, — твердо сказал Нестеров. — Это убийцы. Возможно, мы не первые, кого они хотели…

— Возможно, — согласился Гонта. — Даже наверняка.

— Зачем же тогда вы?..

— А как я должен был поступить? — обозлился Гонта. Руль в его руках дернулся, и машина выписала на дороге кривую. — Заставить их перестрелять друг друга? А чем бы я тогда отличался от этих ублюдков? Вы об этом подумали? Вы ведь так внимательно изучали Зеваэса, вы ведь первый официальный специалист по его теории, между прочим.

— Кого?

— Неважно кого. Вечная беда с вами…

Наступила пауза. После долгого молчания Нестеров грустно произнес:

— Я понимаю. Я желал им смерти, значит, я такой же, как они.