Удар из прошлого - Андрей Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо за теплые слова, которые я здесь услышал в свой адрес, – веско заявил Тимонин. – В моей жизни коммунальное хозяйство играет важную роль. В прошлом году я делал ремонт в своей квартире. Ну, разумеется, ремонт делал не я, а мастера делали. Так они столкнулись с проблемой совместимости эксклюзивной импортной сантехники и отечественно подводки. То бишь канализационных сетей… Ну, несоответствие. Дырки там не совпадают.
Кузин тронул за рукав сидящего рядом областного начальника Шахова и кивнул на выступающего Тимонина.
– Это ваш, областной? – спросил Кузин.
– Не наш, – покачал головой Шахов. – А я думал, он ваш. Из коммунальщиков.
– А может он оттуда? – Кузин показал пальцем на потолок. – С самого верха?
– Много чести для нас, чтобы оттуда прислали.
Кузин забеспокоился, привстал на месте, решая, что делать дальше. Позволить чужаку полностью раскрыть волнующую проблему совместимости с канализационными сетями импортной сантехники или деликатно, без скандала прервать выступление?
– Это такая мутота, ремонт делать, – развивал мысль Тимонин. – Кто сталкивался, тот знает. А кто ещё не пробовал, тот хлебнет лиха. Короче, даже начинать не советую. По мне, так лучше жить в грязи, как свинья в луже, чем разводить эту бодягу с ремонтом.
В зале засмеялись. Тимонин остановился, слил остатки воды из графина в стакан и опустошил его в два глотка. Начальники в президиуме переглядывались друг с другом. Кузин зарделся лицом. Мероприятие, кажется, под угрозой. Народ за кулисам тоже забеспокоился. Даже Таня Родимова замолчала и с тревогой уставилась на сцену. В зале, кажется, начинали понимать: на сцене происходит что-то не то, все идет не по писанному. Сделав паузу, Тимонин продолжал:
– А теперь давайте все вместе отправимся в буфет и выпьем чего-нибудь освежающего, – говорил он. – А то в зале жара и воняет потом, как в солдатской казарме. И как вы только здесь сидите?
* * *
Кузин решительно поднялся с места, шагнул к трибуне. Он подошел к Тимонину сзади, дернул его за рукав. Но тот не даже не оглянулся. Кузин повторил попытку. Тимонин нагнулся и достал из портфеля толстую пачку денег и потряс деньгами в воздухе. Зал загудел.
– Я угощаю всех, – заявил Тимонин. – Покупаю весь буфет вместе с буфетчицей. Если она кому-то из мужиков понравилось, если кто любит толстых баб, – жрите. Хватит всем. Кстати, пивка я уже попил, ну, полное дерьмо. Брать не советую. Лучше водочки. А дорогим нашим женщинам – рябины на коньяке.
Последним заявлением Тимонин окончательно завоевал симпатии зала. Обеими руками Кузин вцепился в плечо Тимонина.
– Уберите деньги и сойдите с трибуны, – прошипел Кузин.
– Что? – обернулся Тимонин.
– Я говорю, не срамите наш съезд, наш слет. Нашу конферн… И себя не срамите. Немедленно уберите деньги. И сойдите с трибуны.
– Что?
– Здесь вам не цирк.
Тимонин повернулся к чиновнику лицом и молча толкнул его ладонью в грудь. Кузин качнулся, как неваляшка, но не упал. Члены президиума, переговариваясь, стали вставать с мест. Кузин понял, что конференция, проходившая так гладко, так ровно, скомкана и безнадежно испорчена.
– Что за хулиганство? – подал голос пузатый Шахов.
Тимонин хотел ещё что-то сказать, но микрофон отключили. Замигал верхний свет. Тимонин решил, что договорить ему все равно не дадут. Значит, коллективный поход в буфет отменяется, выпить водки в веселой компании коммунальщиков не удастся, не судьба. Тогда он размахнулся и кинул в зал деньги. Крупные купюры разлетелись, как стайка напуганных птиц.
– Охрана, сюда. Хулиганят, – закричал Шахов.
Но охрана, заперевшись в будке киномеханика, смотрела увлекательный телефильм со стрельбой и мордобоем. Призывы Шахова оказались гласом вопиющего в пустыне.
– Сюда, ко мне, охрана…
В партере поднялась унизительная для человеческого достоинства, совершенно неприличная возня. Женщины вставали на сиденья кресел и, задрав руки кверху, ловили летящие по воздуху деньги. Кто-то пытался забраться ногами на спинки кресел. Купюры вертелись в воздухе, не давались в руки. Какой-то солидный лысый человек уже ползал на карачках по проходу, ища упавшие деньги под креслами.
– Черт вас всех раздери, где охрана? – надрывался Шахов. – Вызовите милицию.
* * *
Кузин снова наскочил на Тимонина, вцепился в лацканы пиджака и стал оттаскивать его от трибуны. Тимонин оторвал руки противника от своей одежды, левой ухватил Кузина за галстук. Он сдавил галстуком, как удавкой, шею заслуженного коммунальщика. А правой влепил ему пару увесистых пощечин.
Физиономия Кузина с левой стороны зарделась бурыми пятнами. Но коммунальщик не собирался сдаваться, он изо всех сил пнул нападавшего носком лакированного ботинка в голень. Тимонин поморщился от боли, ослабил хватку. Кузин выдернул галстук из руки самозванца, попытался ударить его кулаком в живот. Но Тимонин оказался проворнее, он схватил за длинное горлышко стеклянный графин. И разнес графин о голову Кузина.
Стеклянная посудина взорвалась, как осколочная граната. По сторонам брызнули, далеко разлетелись мелкие осколки. Но на Тимонина уже набросился областной начальник Шахов. Тесня Тимонина огромным выпуклым животом, Шахов, имевший разряд по вольной борьбе, хотел болевым приемом вывернуть руку хулигана, заломить её за спину. Но и здесь Тимонин оказался проворнее.
Он сильно ударил Шахова кулаком в грудь. Тот отлетел к трибуне, огляделся по сторонам. Вырвал из гнезда увесистый микрофон, попытался садануть им, как молотком, по башке хулигана. Тимонин встретил противника мощным крюком в челюсть. Шахов с микрофоном в руке слетел со сцены, выломал спиной несколько кресел и остался лежать на полу, раскидав руки по сторонам.
Охранники, пропавшие неизвестно где, так и не появились. Зато активистка Таня Родимова вывела на сцену участников художественной самодеятельности, плясунов, переодетых в матросские костюмы и бескозырки с надписями «Северный флот». Молодежь вся, как на подбор: жилистые крепкие девушки и десяток мускулистых парней, готовых броситься в драку. Все словно ждали команды «фас».
Наступил критический момент. На несколько секунд установилась такая напряженная тишина, что, казалось, стало слышно, как стучат человеческие сердца. Силы были неравны. Тимонин, отступая, шагнул задом к краю сцены. Ребята из самодеятельности сжали кулаки и сделали вперед пару шагов.
– Стоять, мать вашу дышлом, – вдруг надрывно заорал Тимонин. – Стоять, паразиты. А то гранату взорву. Гранатой вас, сволочей…
Хотя в руке хулигана не гранаты никто не увидел, все сразу безоговорочно поверили в её существование, морячки попятились назад. При слове «граната» в партере поднялась паника.
– Я вам устрою, – пообещал Тимонин. – Все тут к хренам разнесу. Своей гранатой.