Шпионское наследие - Джон Ле Карре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со всем уважением рекомендую позволить ему продвинуться в понимании сути дела.
Но Хозяина не так-то просто убедить, о чем свидетельствует нижеследующий обмен посланиями.
Хозяин — ДжС: Очень похоже на то, что Лимас гребет под себя. Какие есть еще резоны? Почему мы не можем проверить данные в тех местах, которые Лимас считает чистыми?
ДжС — Хозяину: Я под вымышленным предлогом проконсультировался по отдельности с Форин-офисом и с Министерством обороны. И те и другие оценили материал положительно и не считают его сфабрикованным. Конечно, вариант, что это маленькая прелюдия к большому обману, тоже не исключен.
Хозяин — ДжС: Странно, что Лимас не проконсультировался с главой берлинского Центра. Закулисные маневры не идут на пользу Службе.
ДжС — Хозяину: К сожалению, Алек придерживается мнения, что его начальник — за Лондонское управление и против Секретки.
Хозяин — ДжС: Я не могу лишить себя целой когорты первоклассных сотрудников на основании недоказанного предположения, что один из них гнилое яблоко.
ДжС — Хозяину: Боюсь, что Алек смотрит на Лондонское управление как на прогнивший сад.
Хозяин — ДжС: Тогда я бы его самого подрезал секатором.
Следующее послание Алека совершенно не похоже на предыдущее: текст аккуратно отпечатан, а прозаический стиль явно превосходит его способности. В роли личного секретаря Алека я сразу представляю Стаса де Йонга, выпускника-отличника в области современных языков. Так что теперь я мысленно вижу парня под сто девяносто, склонившегося над пишущей машинкой в прокуренном подвале берлинского Центра, а Алек вышагивает рядом, дымя своей мерзкой русской сигаретой и надиктовывая хлесткие ирландские ругательства, которые де Йонг благоразумно опускает.
Отчет о встрече, 2 февраля 1959 г. Место: берлинский конспиративный дом К2. Присутствовали: ЗГ/берлинского Центра Алек Лимас (Пол) и Карл Римек (Мэйфлауэр)
Источник Мэйфлауэр. Второй трефф. Сверхсекретно, лично, АЛ для Г/Секрет., Мэрилебон
Источник Мэйфлауэр, известный элите ГДР как «доктор из Кёпеника», по схожему названию пьесы Карла Цукмайера[14], является лечащим врачом для избранного круга высокопоставленных членов СЕПГ [Социалистическая единая (т. е. коммунистическая) партия Германии], руководителей Штази и их семей, причем некоторые из них живут на виллах и в апартаментах на берегу Кёпеникского озера. Его левые убеждения не вызывают сомнений. Его отец Манфред, коммунист с начала тридцатых годов, вместе с Тельманом участвовал в Гражданской войне в Испании, а позже вступил в подпольную антигитлеровскую сеть «Красная капелла». Во время войны 1939–1945 гг. Мэйфлауэр передавал подпольные материалы для отца, которого гестапо повесило в концлагере Бухенвальд в 1944 году. Таким образом, Манфред не дождался революции в Восточной Германии, зато его сын Карл в память об отце стал ее пламенным адептом. Блестяще окончив школу, изучал медицину в Йене и Праге. Получил диплом с отличием. Не удовлетворенный выматывающей работой в восточноберлинской больнице, открыл прием на дому в Кёпенике, где живет с престарелой матерью Хельгой. Такая неформальная хирургическая практика для избранных пациентов.
Как надежный представитель гэдээровской элиты Мэйфлауэр также получает медицинские поручения деликатного характера. Допустим, высокопоставленный чиновник СЕПГ во время дальней командировки заразился венерическим заболеванием и хочет сохранить это в тайне от начальства. Мэйфлауэр оформляет по его запросу ложный диагноз. Или узник Штази во время допроса умер от сердечного приступа, но медицинское заключение говорит о другом. Или важный для Штази заключенный должен подвергнуться пыткам. От Мэйфлауэра требуется проверить его психологическое и физическое состояние и дать оценку выносливости.
С учетом всех этих обязанностей Мэйфлауэру был придан статус Geheime Mitarbeiter (тайный сотрудник), или сокращенно ГМ, что обязывает его ежемесячно отчитываться перед своим непосредственным куратором в Штази, Урсом Альбрехтом, «функционером без особого воображения». Мэйфлауэр утверждает, что его отчеты «избирательны, преимущественно надуманны и не имеют никаких последствий». В свою очередь Альбрехт говорит ему, что он «хороший врач, но бездарный шпион».
В виде исключения Мэйфлауэр получил пропуск в Городок, также известный как Кружок Маяковского, в Восточном Берлине, где живет элита ГДР, охраняемая от простых людей спецподразделением — бригадой Дзержинского. Хотя Городок может похвастаться собственным медицинским центром — не говоря уже о привилегированном магазине, детском садике и т. п., — Мэйфлауэр допущен в это райское место и может там обслуживать своих высокопоставленных «частных» пациентов. За кордоном, как следует из его сообщений, правила безопасности куда менее строги, сплетни и интриги процветают, языки развязываются.
Мотивация
По утверждению самого Мэйфлауэра, им движет разочарование режимом и предательство коммунистических идеалов его отца.
Предложение о сотрудничестве
Мэйфлауэр утверждает, что ТЮЛЬПАН, передаточный источник информации и сотрудница Штази, а по совместительству его пациентка, не только послужила катализатором его решения работать на нас, но и передала ему капсульные кассеты, которые он поместил в бардачке «вольво» де Йонга. Он описывает Тюльпан как неврастеничку, но при этом прекрасно себя контролирующую, с повышенной уязвимостью. Утверждает, что она его пациентка, и не более того. Подчеркивает, что ни он, ни Тюльпан не нуждаются в финансовом вознаграждении.
Переезд на Запад в случае разоблачения пока не обсуждался. См. ниже.
Но ниже мы ничего не видим. Уже на следующий день Смайли сам полетел в Берлин, чтобы лично посмотреть на этого Римека, и взял меня с собой. Но не Мэйфлауэр был главной причиной нашего путешествия. Куда больший интерес для него представляли личные характеристики, доступ к секретным материалам Штази и мотивация прекрасно контролирующей себя неврастенички и передаточного источника информации под кодовой кличкой Тюльпан.
* * *
Глубокая ночь в бессонном Западном Берлине, на который обрушился дождь со снегом. Алек Лимас и Джордж Смайли уединились с новым агентом Карлом Римеком, он же Мэйфлауэр, за бутылочкой «Талискера», любимого напитка Алека, а Римек распробовал его впервые. Я сижу справа от Смайли. Берлинский конспиративный дом К2 на Фазаненштрассе, 28, — величественное здание, чудом пережившее бомбардировку союзников. Оно построено в стиле бидермейер: парадный вход с колоннами, эркер и удобный черный ход на Уландштрассе. Тот, кто его выбрал, не только испытывал ностальгию по имперскому величию, но и смотрел на вещи как оперативник.