Жесткий контакт - Михаил Зайцев

– Чаво?

– Ни «чаво», а «кто». Путешественник.

– Стебаешься?

– Ни фига. Честно – путешественник. Когда-то, очень давно, я учился в университете. Потом... Неважно, что потом. Взрослел, умнел. Работал... Кем я только не работал. Инструктором по выживанию, переводчиком... ха, народным целителем... В конце концов стал путешественником.

– А как это? Ну, это самое – работать путешественником? Разве ж этим зарабатывают?

– Не веришь? Зря! Я правду говорю. Работа как работа. Ищешь спонсора, лучше западного, заключаешь контракт, и вперед! Ножками на Северный полюс в одиночку, с лейблом какой-нибудь фирмы на спине, в «зимних» кроссовках другой фирмы на ногах, с радиостанцией третьей фирмы... Или пилишь через Сахару, опять же в гордом одиночестве, на фирменной, специально под тебя собранной тачке. Или на яхте...

Шаман замолчал. Остановился. Вскинул руку, жестом прося молчания у разинувшего было рот Психа. Прикрыв глаза и вытянув шею, Шаман прислушался. И ничего особенного не услышал. Показалось? Шаман присел, приложил ухо к ржавому рельсу.

– Спокойно, Псих. Без паники. Железная дорога ожила.

– Чаво?..

– Чавокалку захлопни и хромай давай, вниз с насыпи. Едет что-то и, естественно, кто-то по железке. Понял?

– Паровоз?

– Кабы я знал...

– Это самое, а где ж мы сховаемся?

– Хороший вопрос! Забыл нашу легенду?

– Не-е! Помню! Мы, это самое, бичи мы...

– И все! И больше ни слова, ни звука! Мы – вольнонаемные. К кому нанялись, зачем, отчего вооружены, откуда одежда – молчок. По мере развития беседы соврем чего-нибудь, если... Если, конечно, нас сразу же не начнут убивать.

Они спустились с насыпи и присели на покрытую редкой травкой землю. Так, как будто давно сидят, как будто так и надо. Из рюкзака Психа достали сухие полешки, мол, костерок собираются запалить. Псих вытянул, выставил напоказ перебинтованную ногу, рядышком, в зоне досягаемости, пристроил оба арбалета. А оба меча воткнули в землю рядом с Шаманом. Ежели чего – Псих будет стрелять, Шаман – драться. Но первое впечатление они должны производить безобидное, и посему кореша загодя заставили свои лица улыбаться, а тела непринужденно расслабиться.

Они успели выстроить мизансцену «охотники на привале» за несколько минут до появления темного пятнышка на горизонте, там, где рельсы сливаются в одну тонкую линию и пунктир шпал совершенно не просматривается. Пятнышко лениво росло, приобретая четкие, правильные очертания. До пятнышка, которое уже и «пятнышком»-то не назовешь, оставалось с километр, когда стало окончательно ясно – по рельсам движется дрезина на ручном ходу. Три человеческие фигуры теснятся на платформе дрезины. Кроме людей, на дрезине присутствовали вполне прозаические тюки и баулы – стандартная поклажа челноков с вещевых рынков. Люди одеты, хвала богам, не в камуфляж, скорее, в одежды туристов-пешеходов. Куртки-ветровки из грубой, толстой ткани с капюшонами, такие же штаны. Ботинки-говнодавы. Под куртками неопределенного цвета рубахи. На голове у одного – засаленная кепка. Вот уже и кепку можно детально и отчетливо рассмотреть, и все остальное. Трое на дрезине как на ладони. Двое небритых суровых мужиков лет сорока (в кепке и без) и один – на десять годочков помоложе, в очках.

Шаман помахал рукой странникам на дрезине. Железнодорожный агрегат замедлил ход. Черт его знает, как эта дрезина тормозит, однако она тормозила. Троица на платформе глядела во все глаза на пару возле железной дороги. И была в этом какая-то смущающая Шамана неправильность. Трое мужиков не переговаривались друг с дружкой, не прятали руки в карманах, где, по идее, могло лежать оружие, ведь безоружным да в чистом поле любой маленький коллектив просто обязан чувствовать себя неуютно. Но трое мужиков не цеплялись за что бы то ни было, напоминающее оружие. Смотрели, и все. Сурово. Исподлобья.

Дрезина остановилась. Мужики постарше не шелохнулись, очкарик спрыгнул на насыпь и выжидательно уперся взглядом в улыбающееся лицо Шамана, не удостоив особым вниманием ни Психа, ни арбалеты, ни торчащие из земли мечи.

– Привет. – Шаман не спеша поднялся на ноги.

Очкарик молчал.

– Привет, говорю. – Шаман небрежно бедром толкнул сначала один меч, затем другой. Мечи упали на землю. Шаман развел в сторону безоружные руки, покосился на Психа, сделал приставной шаг, заслонив сидячего товарища спиной, а точнее – заслонив Очкарика от возможного выстрела из арбалета. Контакт развивался совершенно не так, как предполагал Шаман, и бывший профессиональный путешественник импровизировал, пытаясь вписаться в непонятную ситуацию.

– Третий раз говорю: привет.

– Привет, – с трудом выдавил из себя Очкарик.

– Ребята! Мы с земляком – вольнонаемные. Землячок вот ногу подвернул, сидим, загораем. Не подвезете нас, а, братцы?

Шаман улыбался во весь рот, излучая максимум радушия, на которое только был способен.

Очкарик остался серьезен.

– Нас встречают, – сказал Очкарик. – По-наглому реквизировать слезки не советую. Наш Крокодил вашему Ксендзу этого никогда не простит. Предлагаю следующий вариант: мы едем дальше и про вас молчим. Не видели мы вас, и вы нас не видели. Согласны?

Шаман лихорадочно соображал, продолжая улыбаться. Чего такое «слезки»? Кем могут быть их Крокодил и наш Ксендз? Очевидно, и Крокодил, и Ксендз – клички. Уже проще – значит, встреченная троица представляет не государственные, а частные структуры. Хотя и в государственных конторах зачастую первым лицам подчиненные присваивают кликухи.

– Согласны? – повторил вопрос Очкарик.

– А какие еще есть варианты? – хитро подмигнул Очкарику Шаман.

– Намекаешь на разборку в старом стиле? – Очкарик сцепил пальцы, хрустнул суставами.

«Знал бы я, что такое «разборка в старом стиле»! Одно радует – пока общение протекает по неким правилам, по неизвестным мне «понятиям». Может быть, расколоться и объяснить, кто мы с Психом на самом деле? А вдруг тогда все правила и понятия моментально похерятся? Очкастый сказал – их «встречают». Ну, перебьем всю троицу, а через десяток километров напоремся на засаду или заставу...»

– Я не против разборки, – собеседник поправил фиксирующую очки резинку на затылке. – Один на один. Без оружия. В полный контакт, без запретов. До смерти. Согласен?

– Драться, что ли, предлагаешь? – не поверил собственным ушам Шаман.

– Не прикидывайся дурачком, монах. – Очкарик повел плечами, разминая мышцы. – Согласен на махач – понеслась. Стремаешься – беспредельничать безнаказанно все равно не выйдет. Не то время.

«Почему он назвал меня «монахом» – ясно, как божий день. Главный на сленге – Ксендз, и есть своя логика в том, что его подручных в обиходе именуют монахами, – сообразил Шаман. – Предлагает драться «до смерти». Фигу! Я тебя, Очкарик, убивать не стану. Я не монах, я Шаман. Нокдаун или залом, и я победитель. А с побежденным, само собой, найти общий язык гораздо легче».