Золотой запас. Попытка политического фэнтези - Александр Анучкин

Кряхтя, он отбросил одеяло, ступил босыми ногами на холодный пол и начал поиск тапочек. Вставать категорически не хотелось. Включать свет – тем более. Эта убогая квартирка на промышленной окраине города была уже, наверное, восьмой за последние полтора года. Он менял их с невообразимой скоростью, менял в тот момент, когда появлялось лишь подозрение. Что и кого подозревать? Спроси у него об этом, ответа не будет.

Просто подозрение.

Ему казалось, что за каждым его шагом неотступно следят. Он понимал, где и когда допустил ошибку, но исправить ее уже не мог. После получения звукового письма с того света он сошел с ума. Он опять поехал в этот маленький провинциальный город, опять вооружился биноклем и залез в этот чертов дом. Он пролежал там почти двое суток. Только на этот раз даже не подумал о создании легенды, даже не попытался маскироваться. Нет никаких сомнений – человека с биноклем видели, как минимум, трое. Это очень много.

Этим глупым поступком он не оставил своим нынешним преследователям выбора. Если раньше они могли считать, что он на самом деле ничего не знает, что только ходит вокруг, тыкается, подобно слепому щенку, в каждый угол, а потом и вовсе бросил, забыт про золотой завод под грузом личных трагедий – больших и маленьких, – то этим последним визитом он как будто сделал публичное заявление. Проще было выйти на площадь с плакатом, на котором крупными буквами была бы изложена вся суть уголовного дела, которым в тайне ото всех занимался следователь Фридман, которое стоило жизни уже бессчетному количеству людей – причастных и посторонних. Каждый, кто хотя бы косвенно узнавал о существовании золотого завода, каждый, кто был связан с тем, кто узнал, – все эти люди уже мертвы. Все, кроме него. А раз так, значит, он просто должен. Просто обязан. Если не для себя, не за себя, не за Фридмана и прочих, то за своих девчонок. Месть? Может быть.

Или его все же используют втемную? Втянули в сложную и очень опасную игру, о смысле, правилах и целях которой он никогда даже не догадается? Эта мысль все чаще приходила в голову в последнее время, иначе как объяснить это фантастическое стечение обстоятельств, зачем фээсбэншик Баринов перед смертью подготовил для него, как для спецагента иностранной разведки, такое количество подарков, кладов и страховочных вариантов? Такое нельзя было сделать ни за неделю, ни даже за год.

Когда ему требуются деньги, и он только начинает думать об этом, у него звонит телефон и некто со словами «я от Баринова» немедленно предлагает несложную, но очень и очень оплачиваемую работу: подготовить аналитическую справку, хорошенько покопаться в открытых источниках или провести простейшее детективное расследование. Совпадение? Возможно.

Когда ему кажется, что пора менять квартиру, он набирает один и тот же номер, а уже через несколько часов получает ключи от нового дома, причем всегда – именно такого, о каком думал. Это что – просто идеальный квартирный маклер (кстати, тоже какой-то знакомый мертвого майора)? Возможно. Маклер с очень хорошей базой.

Но эти совпадения не могут продолжаться вечно, в противном случае они – система. А вот зачем?

Под окнами прогромыхал трамвай. Ржавый нелепый жук, переваливающийся с боку на бок. Почему его так трясет? Рельсы ведь ровные?

Зевали фонари, покачиваясь на холодном ветру.

По потолку гуляли тени.

Он вышел на кухню и заварил кофе. Побрился. Долго смотрел в одну точку. Потом начал собираться.

На сегодня у него была назначена аудиенция. Сегодня, по плану, разработанному ушедшим в небытие майором (да будет же он гореть в аду!), он должен бьш начать. И он начнет, черт возьми. Все равно другого выхода ему не оставили.

Больше всего на свете директор ФСБ не любил ходить на доклад к президенту. Доклады, впрочем, бывали разные. Иногда – совершенно пустые и протокольные: первые пять минут снимает личный оператор первого лица, потом их показывают в программе «Время». О других никто посторонний не знает. Он тогда даже приезжает к президенту несколько необычно – на другой машине, с другим водителем, всегда другой дорогой. Они все отвратительные, доклады эти. Но вот такие – напоминающие встречу опытного оперативника с агентом-недоучкой – особенно противны.

За двадцать семь минут (он засек время) президент ни разу не перебил, всего дважды поднял свои рыбьи глаза. Он знал эти глаза уже лет сорок, но привыкнуть к их рентгену так и не смог. Когда генерал, наконец, закончил, президент задал первый вопрос:

– Кто об этом знает?

Нужно было выдохнуть, прежде чем отвечать.

– Сейчас сложно сказать. Как минимум, три человека. Следователь провинциальной прокуратуры, один из моих оперативников и, что самое противное, один журналист. Дальше пока ничего не знаю, информация свежая.

– Как минимум, четыре, – сухо сказал президент. – Нет, пять. Кто-то ведь рассказал об этом тебе? Ну и я – шестой. – Глава государства позволил себе деревянную улыбку.

– Так точно, – сухой ответ.

– И что ты намерен делать?

Нужно было опять выдохнуть. Даже раза два.

– Я пока не принял решения, именно для того и просил встречи с тобой. – Слова давались тяжело. – В своем человеке я уверен, следователь – напуган, про журналиста, прости, пока знаю мало. Вроде нормальный парень, государственник со склонностью к контролируемой фронде. – Легкая полуулыбка. – Но он – самый опасный, ты понимаешь.

– А это, вообще, – правда? Повисла длинная пауза.

– Не знаю. Не знаю, как проверять.

– Ну, твой надежный человек – он может проверить?

– Думаю, да.

– У тебя – три дня. В пятницу я хочу видеть тебя в аэропорту перед вьшетом. Расскажешь все, что удастся выяснить.

– А если – ничего не удастся? Вместо ответа – рентген светлых глаз.

– Так точно. В пятницу. В аэропорту.

– Ну и прекрасно. – Президент перевернул страницу блокнота, давая понять, что аудиенция окончена. Директор ФСБ тихо встал, осторожно поставил на место красный стул с высокой спинкой, стараясь не шуметь, как кот, втянувший когти, прошел, не касаясь паркета. Вышел из комнаты, привалился к стене и шумно выдохнул. Один из охранников в приемной без выражения посмотрел на него. Им, охранникам, просто. Они и не такое видали.

– Киборги, бл…ь, – неожиданно вслух выругался директор и быстро пошел по коридору. Самая обычная на вид черная «Волга» с самыми обычными номерами, ревя двигателем, вырвалась на Рублевку. Он ехал на работу. Настроение было безнадежно испорчено.

Ночью Фридман захотел водки. Дома не оказалось. Кряхтя, пожилой следователь натянул видавший виды спортивный костюм, на цыпочках преодолел коридор со скрипучим паркетом, ощупью нашел ботинки. Вышел на улицу, выдохнул и подумал: зря курить бросил. Сейчас бы – очень не помешало. Постоял немного, послушал тишину. Бормоча себе под нос, пошел по темной улице. «Это Питер у вас – город разбитых фонарей? Вы еще не были в нашей деревеньке…»