Леди Сьюзан - Джейн Остин

Промолвив это, мой муж взял меня за руку и, пока сэр Эдвард, Филиппа и Августа, без сомнения, предавались восхищенным размышлениям о его неслыханной храбрости, вывел меня из гостиной и сопроводил к экипажу своего отца, все еще стоявшему у дверей, и тот мгновенно увез нас прочь от сэра Эдварда.

Форейтору сначала было приказано направляться по дороге в Лондон; однако тщательно все обдумав, мы приказали ему ехать в М., усадьбу ближайшего друга Эдварда, до которой оставалось лишь несколько миль.

В М. мы прибыли через считанные часы, и как только мы назвались, нас тут же провели к Софии, супруге друга Эдварда. Поскольку в течение трех недель я была лишена настоящего друга (каковым считаю твою мать), то можешь представить себе мои чувства, когда я узрела ее, истинно достойную своего имени[10]. София была скорее выше среднего роста и чрезвычайно элегантно сложена, а ее приятные черты дышали нежным томлением, лишь усиливая ее красоту, – томность составляла особенность ее натуры; она была воплощением деликатности и чувствительности. Мы крепко обнялись и, обменявшись клятвами взаимной дружбы до конца дней своих, тут же открыли друг другу сокровеннейшие тайны своих сердец… Наше восхитительное занятие было прервано приходом Августа (друга Эдварда), только что вернувшегося с прогулки.

Никогда не доводилось мне лицезреть столь трогательной сцены, как встреча Эдварда и Августа.

– Жизнь моя! Моя душа! – воскликнул первый.

– Мой прелестный ангел! – ответил второй, и они бросились в объятия друг друга. Для чувств Софии и моих собственных это оказалось душераздирающим зрелищем… Мы обе поочередно упали в обморок на софу. Adieu.

Лаура.

Письмо девятое – от той же к той же

Ближе к концу дня мы получили следующее письмо от Филиппы.

«Сэра Эдварда очень рассердил Ваш неожиданный отъезд; он забрал Августу назад в Бедфордшир. Как бы я ни хотела вновь наслаждаться Вашим очаровательным обществом, я не могу решиться на то, чтобы вырвать Вас из дома столь дорогих и достойных друзей… Когда Ваш визит к ним будет завершен, я верю, что Вы вернетесь в объятия Вашей

Филиппы».

Мы отправили подходящий ответ на столь нежную записку и, поблагодарив тетушку за любезное приглашение, уверили ее в том, что непременно воспользуемся им, если нам будет некуда идти.

Хотя для любого разумного существа ничто не могло быть более удовлетворительным, нежели столь благодарный ответ на ее приглашение, и хоть я не понимаю, как же так случилось, – тетушка оказалась столь своенравна, что ответ вызвал ее неудовольствие, и несколько недель спустя (дабы отомстить нам за наше поведение или же облегчить свое собственное уединение) она вышла замуж за молодого и неграмотного охотника за приданым. Этот опрометчивый поступок (хотя мы осознавали, что он, вероятно, лишит нас состояния, на которое Филиппа внушила нам надежду) не мог исторгнуть из наших возвышенных душ ни единого вздоха на собственный счет; однако опасаясь, как бы он не оказался источником бесконечного горя для обманутой новобрачной, наша трепещущая чувствительность сильно взволновалась, когда нам впервые сообщили об этом событии. Ласковые уговоры Августа и Софии всегда считать их жилище нашим домом быстро укрепили нас в решении никогда более не покидать их. В обществе моего Эдварда и этой милой пары я провела счастливейшие мгновения своей жизни; время мы убивали восхитительнейшим образом – в уверениях в дружбе и клятвах в вечной любви, которые не могли прервать незваные и неприятные визитеры, поскольку Август и София, еще во время первого своего появления в округе, должным образом позаботились сообщить живущим по соседству семействам, что, поскольку их счастье полностью сосредоточено в них самих, иного общества им не требуется. Но увы! Моя дорогая Марианна, счастье, коим я тогда наслаждалась, было слишком идеальным, чтобы длиться долго. Чрезвычайно жестокий и неожиданный удар мгновенно разрушил сладость нашей жизни. Поскольку из того, что я тебе поведала об Августе и Софии, ты, должно быть, уже убедилась, что более счастливой супружеской пары не бывало, мне нет нужды, полагаю, сообщать тебе, что их союз не совпадал с намерениями их жестоких и корыстных родителей – те напрасно, хоть и с упрямой настойчивостью, пытались вынудить их заключить брак с людьми, к коим они всегда испытывали отвращение; но с героическим мужеством, достойным восхваления и восхищения, оба постоянно отказывались подчиниться столь деспотичной власти.

После того как Август и София столь благородно выпутались из оков родительского авторитета, заключив тайный брак, они преисполнились решимости не утратить доброй репутации, приобретенной ими в свете вследствие подобного героизма, и не принимать никаких предложений о примирении, буде такие поступят к ним от отцов. Однако подобного испытания их благородной независимости им так и не довелось пережить.

Август и София были женаты лишь несколько месяцев, когда мы нанесли им визит, и все это время их прекрасно поддерживала сумма денег, которую Август изящно похитил из секретера своего недостойного отца за несколько дней до того, как соединиться с Софией.

После нашего приезда их расходы значительно возросли, хотя средства к покрытию их практически исчерпались. Но о возвышенные создания! Они с презрением отказывались хоть на мгновение задуматься о своей материальной нужде и залились бы румянцем стыда при одной только мысли о возвращении долгов!.. Увы! И какова же была награда за такое бескорыстное поведение? Прекрасного Августа арестовали, и это всех нас погубило. Столь вероломное предательство безжалостных виновников сего деяния потрясет твою тонкую натуру, дорогая Марианна, не менее, чем оно потрясло тогда нежную чувствительность Эдварда, Софии, твоей Лауры и самого Августа. В довершение такой неслыханной бесчеловечности нам сообщили, что вскоре состоится и приведение приговора в исполнение[11]. Ах! Что еще нам оставалось?! Мы вздохнули и упали в обморок на софу. Adieu.

Лаура.

Письмо десятое – от Лауры, в продолжение

Когда мы несколько пришли в себя после бурных излияний нашего горя, Эдвард пожелал, дабы мы обсудили, какой благоразумный шаг следует сделать в нашем печальном положении, а он пока наведается к своему томящемуся в заключении другу, дабы оплакать его невзгоды. Мы пообещали так и поступить, и он отправился в путешествие в город. В отсутствие Эдварда мы в точности следовали его желанию и после самого тщательного обдумывания наконец согласились, что лучшее, что мы можем сделать, это покинуть дом, который в любую минуту у нас могли отобрать представители юстиции. Таким образом, мы с величайшим нетерпением ожидали возвращения Эдварда, дабы поделиться с ним результатом наших раздумий. Но Эдвард все не появлялся. Напрасно считали мы утомительные минуты его отсутствия… напрасно плакали… даже вздыхали напрасно – Эдвард не возвращался. Это был слишком жестокий, слишком неожиданный удар по нашей тонкой чувствительности – мы не могли его выдержать; мы могли лишь упасть в обморок. Наконец, собрав всю решительность, обладательницей коей я была, я встала и, упаковав все самое необходимое для Софии и себя самой, потащила ее к экипажу, который я заказала, и мы тут же отправились в Лондон. Поскольку от обиталища Августа до города было лишь двенадцать миль, прошло не много времени, прежде чем мы добрались туда, и не успели мы въехать в Холборн[12], как, опустив окно, я стала вопрошать каждого приличного человека, встречавшегося нам на пути: «Не видели ли вы моего Эдварда?»